Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)

Автобус назывался экспрессом и до Сосняков всего три остановки, а одна из них — Торжище — старинное ярмарочное село, так что автобус битком.

Андрей хотел сесть спереди, чтобы видеть работу шофёра, но тот, проверяя их билеты, сказал:

— Вам до Сосняков, так что в серёдку лезьте.

Ну, понятно: впереди тем, кому раньше выходить, а сзади сложены узлы и корзины, и трясёт там сильнее, так что спорить не о чём.

Они уже сели, и Эркин заложил свой рюкзак в надоконную сетку, когда Андрей спросил:

— Слушай, может… к окну хочешь?

— Ладно тебе, — улыбнулся Эркин. — Мне и отсюда всё видно.

Но Андрей всё-таки поменялся с ним местами и, уже плотно усевшись в кресло, объяснил:

— Отсюда дорогу видно.

Помедлив, Эркин кивнул. Конечно, Андрею лучше так, он же на шофёра хочет, а тут смотришь на дорогу и будто сам ведёшь.

— Все, что ли?

Шофёр поднялся в автобус и оглядел пассажиров.

— Едем по маршруту, следующая остановка в Ровеньках.

И сел на своё место. Андрей даже чуть перегнулся в проход, чтобы увидеть, как дрогнет и поплывёт навстречу серый асфальт площади. Автобус дёрнулся и сразу громко охнула старуха.

— Да ты тише, парень, у меня ж яйца тута!

Андрей фыркнул, кто-то заржал в голос, а шофёр, не оборачиваясь, ответил:

— С яйцами, старая, в санках езди. Старика попроси, чтоб сделал.

— У тебя, охальника, одно на уме! — взвизгнула Старуха.

Теперь хохотал весь автобус. Рассмеялся и Эркин, сообразив, о каких санках идёт речь. Так, под шутки и хохот, перевалили через пути и выбрались на шоссе. Поплыли обкошенные и со стожками — кто ж это ещё не свёз, интересно, под дождь осенний попадёт сено, оно уж не сытное — луга, холмы с пучками берёз, узкая извилистая рка под мостом со сваренными из рельсов перилами. Автобус потряхивало, и Эркин шепнул Андрею:

— Тим мягче водит.

Андрей кивнул, но вступился за шофёра:

— Так и автобус какой. Дребезжалка.

В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги… Или… или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.

— Андрей.

— М? — оторвался от дороги Андрей.

— Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?

— Чего? — не сразу понял Андрей. — Ты про что?

— Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.

— Не-а, — засмеялся Андрей. — Я сразу из комендатуры в центральный, на попутке.

Эркин улыбнулся.

— Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в центральный?

О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.

— Нет, я сразу в центральный попал. Уже там визу ждал.

Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.

Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.

— Ну, пошло Черногорье, — сказал кто-то сзади.

— Черногорье? — удивился Андрей. — Вот это горы?!

— А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь… — откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось: — Ага, и прочувствуешь… Невелика горушка, да тяжела коробушка… А чем не горы…

Андрей, к удивлению Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.

— Потому и Загорье?

— Ну да…

— А Ровеньки тогда…

— А щас увидишь.

Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.

— Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола…

— А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.

— А что, не полегчало ему?

— От запоя одно лечение — воля своя да милость божья.

— От запоя опохмелкой лечатся, — фыркнул Андрей.

Мужчины ответили ему дружным гоготом.

Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.

— Ну, куда, к-куда? — зарычал шофёр. — До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.

Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.

— Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! — возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.

— Не плюй, бабка, в колодец, — тут же наперебой ответили ей.

— Вот ты за нас и отмолишь…

— А тебя чего несёт?

— Место занимаешь, ага!

— Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно…

— А что за праздник? — спросил Эркин.

Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.

— Ну, чисто нехристь! — увидела его и закончила уже мягче. — Хлебный Спас сегодня.

— Спасибо, — улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.

Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.

— На Ивановку поворот, — объявил, оборачиваясь, шофёр.

Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.

И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормы — это уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.

Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.

Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.

— Эй, ты куда?!

— К ярмарке же нам!

— А ну, давай сворачивай!

— Про «давай» ты жене говори! — огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил: — Остановка на автовокзале.

— На хрена нам вокзал твой!

— Это оттуда переться будем?!

— На хрен!

— Место упущу, так с тебя убыток стребую!

— Давай здесь высаживай!

— Да чёрт с вами, высаживайтесь.

С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.

Полупустой, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим автобус плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.