Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)

Ну что? Он сделал, что мог и даже больше, прыгнул выше головы. Удача — великое дело. А теперь… подобьём край и посчитаем, по головам и по хвостам…

…Он всё-таки рискнул спросить:

— Нашёл своих?

Но Эркин улыбается.

— Да, всё нормально. Они в промежуточном, ну, региональном, лагере были.

Он кивает.

— Ну и хорошо, — и вынужденно поясняет: — Мы, когда в Джексонвилль приехали, искали вас, нам сказали, что они погибли.

— Мне тоже так сказали про Женю, — улыбается Эркин и с неслыханной им ранее гордостью поясняет: — Мою жену Женей зовут, а дочь Алисой. По-английски Джен и Элис.

Он ждёт, что Эркин по общепринятому обычаю достанет и покажет их фотографии, и готовит уже соответствующие фразы, но до этого Эркин ещё явно не дорос…

…- Хорошо устроились?

— Лучше и не надо, — смеётся Эндрю. — Я в автокомбинате. Представляешь, шофёром буду!

— И когда?

— Ну, пока я рабочий в цеху, неделя, как из учеников перевели, — Эндрю одновременно и горд, и смущён…

…- Бригада хорошая. Вот такие, — Эркин показывает оттопыренный большой палец, — мужики…

…- Так ты кем?

— Грузчиком, — Эркин довольно улыбается. — На первом рабочем дворе. Круглое таскаем, квадратное катаем.

Он охотно смеётся немудрящей шутке.

— А делает завод что?

По лицу Эркина пробегает еле заметная быстрая тень, но отвечает он безмятежно и беззаботно:

— А хрен его знает, меня это не касается.

И он понимающе кивает. Значит, о заводе спрашивать нельзя. И не будем. Нас это тоже не касается…

…- Как же так получилось?

— Да ранило меня, понимаешь, Фредди. Сначала за мёртвого посчитали, и Эркину так сказали, — Эркин кивает, подтверждая, а Эндрю продолжает тем же залихватским тоном. — А потом отлежался я, оклемался и пополз на родимую сторонушку, брата догонять…

…Стоп. Вот здесь. У Эндрю, конечно, рот до ушей, и всё, как и положено, но… не врёт, а молчит. Про лагерь в атланте ещё туда-сюда, а куда ранило и кто лечил — глухо, глухая несознанка. Приехал он…

…- Май уже, солнышко светит, птички поют…

…- Я как увидел, даже испугался сначала. Я из школы пришёл, а он на кухне сидит…

…- А хрен с ней, с Атлантой, я два раза из лагеря выходил, мне вот так, — Эркин проводит ребром ладони по горлу, — хватило.

— А я ни разу. — хохочет Эндрю. — За два-то месяца, представляешь, Фредди.

— Чего так долго?

— У меня виза просрочена была, ну, и всё по новой. Заявление, ожидание, проверки, чтоб им… — Эндрю весело ругается.

— Да, — кивает Эркин. — Мы-то удачно проскочили, как раз в середине ноября месяц кончился, и нас в Центральный, в Атланту перевезли…

…Два месяца от мая — это апрель и март. Так когда Эндрю вошёл в лагерь? До двадцать восьмого февраля или после? Найфа нашли третьего марта. Смерть определили, как предположительно двадцать восьмого. Если до, то это не Эндрю и начинай всё сначала. Нет, всё-таки Эндрю, слишком уж упорно молчит. И Эркин помогает молчать. Знает? Насколько?…

…- У меня от брата тайн нет!..

…Сказал и спохватился, заболтал о другом. Так ли уж нет?

Объявили его рейс — настолько он русский уже понимал — и Фредди встал. Главное — он нашёл парней. Живы, здоровы, хвосты обрублены, крючки срезаны, со здешней Системой не завязаны. Теперь можно без особой горячки раскрутить.

Самолёты в принципе все одинаковы, смотреть на землю с такой высоты он не любитель, а соседи ему неинтересны. И, сев в своё кресло и разместив, где положено, свои шляпу, плащ и кейс, Фредди прикрыл глаза, будто задремал, продолжая вспоминать и анализировать…

…- Жениться не надумал?

— А зачем, Фредди?

— Его и так любят, — Эркин глядит на Эндрю с ласковой насмешкой. — Первый парень на деревне.

— Во! — польщённо ухмыляется Эндрю. — И потом. Ты ж, старший ковбой, вот ты женишься, и я за тобой! Не бойсь, не отстану…

…Над этим они ржали долго и с удовольствием. Эркин легко про баб говорить стал, не заводится, как летом было, и вообще… отошёл, совсем нормальный парень, а Эндрю… всё тот же, но под малолетку уже не играет. Что ещё? Расспрашивали и его самого, в основном про имение, кто там да как там…

…- Молли замуж вышла.

— Ну, и счастья ей, — Эндрю шутливо салютует стаканом. — И деток здоровых…

…Да, здесь у Эндрю не свербит, всё нормально. И с деньгами парни не жмутся, рассказали, чего и сколько накупили, так это чуть не за полторы тысячи перевалило. Ну, это ссуды комитетские, так что, не уцепит никто, всё законно. Всё у парней хорошо, всё нормально. И… да, так и не иначе. Приехать уже прямо в Загорье и разговаривать с Эндрю один на один, без намёков и подходов. Что бы Эркин ни знал, он при этом разговоре лишний. А где? Трактир не пойдёт, не нужны тут ни уши, ни глаза чужие. Стоп! Есть место…

…- У нас дом построили, для одиноких и малосемейных, «Холостяжник», а я ж, как приехал, сразу на квартиру записался, так что в понедельник пойду, — Эндрю достаёт из нагрудного кармана пустую визитку и старательно вписывает на двух языках ещё один адрес. — Вот, квартиру, правда, пока не знаю…

…Дать парню переехать и обжиться немного. Недели две, ну, двадцать дней. Дольше тянуть нельзя, упустим время. Начнётся сезон и всё станет сложнее. Делать ещё можно будет, а решать и готовить надо сейчас. Сегодня двадцать девятое, к семнадцатому он должен это сделать. С Джонни Эндрю разговаривать не будет, Джонни для них обоих — лендлорд. Значит… значит, это его дело. И только его.

Для России рейс считался коротким, и пассажиров не кормили. Но после их пиршества в шашлычной Фредди был уверен, что два, а то, пожалуй, и три дня голодовки ему не помешают.

Степан Мухортов оказался в общем именно таким, каким представлял его себе Жариков по рассказам Марии. Кряжистый крепкий мужик, не злой, но себе на уме. С Марией поздоровался, обняв её с властной уверенностью.

— Что ж ты?

— Так уж вышло, Стёпа, — виновато вздохнула Мария.

— И чего у тебя?

Мария снова вздохнула.

— Неродиха я, деток у нас не будет, никогда.

Он молча смотрел на неё, будто ждал. И Мария продолжила заготовленное.

— И этого… ну, спать с тобой… нельзя мне.

— Со мной? — тихо, но со слышной угрозой уточнил Степан.

— С любым! — на глазах Марии выступили слёзы. — Вообще нельзя, — она уже говорила только по-английски. — Больная вся внутри. Не жена я, никому не жена.

— Не реви, — властно остановил он её. — Кто сказал? Врач, говоришь? Веди к нему.

Мария повела его к Варваре Виссарионовне. Это ж она… по женским делам. А уж она, объяснив всё Степану, вызвала Жарикова.

Выслушав Варвару Виссарионовну, Степан кивнул.

— Так, ясненько. И с чего это с ней? С тифу такое не бывает.

— Это был не тиф, — сразу вступил Жариков. — Другая болезнь.