Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)

— Удобная штука.

Бурлаков разложил по тарелкам яичницу, налил чаю. Принялись за еду, и опять он невольно залюбовался ловкими красивыми движениями сына.

Эркин совсем успокоился, вчерашние страхи ушли, не исчезли, правда, но он уже о них не думал и не вспоминал, расспрашивая Бурлакова о магазинах. Надо же домой гостинцев столичных привезти. И подарков.

— А на шауни книги где-нибудь есть? А то ни в Загорье, ни в Сосняках нет, — Эркин смущённо улыбнулся. — Кроме букваря, и читать нечего.

— Понятно, — кивнул Бурлаков. — Это надо в «Дом Книги» или в магазин при постпредстве.

— А это что? — сразу спросил Эркин и пояснил: — Меня и в Комитете вчера туда послали.

— Постпредство — это постоянное представительство Союза Племён, — ответил Бурлаков.

Он ожидал новых вопросов, но Эркин только кивнул. Про Союз Племён он слышал от кутойса и достаточно ясно представлял, о чём речь.

— Сейчас я в «Дом Книги» позвоню, узнаю, — встал из-за стола Бурлаков.

— А я посуду помою, — сразу решил Эркин.

В центральном и главном магазине книг на шауни не оказалось, там даже удивились вопросу, но сказали, что книги об индейцах есть на русском.

— А он далеко? — сразу спросил Эркин. — Успеем до поезда?

— Конечно, — бодро ответил Бурлаков. — Заодно и по центру походим.

— А в… постпредство, — с небольшой натугой выговорил Эркин, — в другой раз.

— Хорошо, — согласился Бурлаков.

Эркин оглядел убранную кухню, вытер руки кухонным полотенцем и повесил его, аккуратно расправив. Ну вот, всё в порядке и всё отлично. Он вышел из кухни и отправился собираться. Потому что сюда уже не вернутся, незачем, да и времени не так уж много и осталось.

День походил на вчерашний: сухой, холодный, но пасмурный. Они шли рядом, и Бурлаков, искоса поглядывая на Эркина, замечал, к своему удивлению, что они — Эркин и Серёжа — и впрямь похожи. Такой же жадный и в то же время доброжелательный интерес к окружающему. Эркин, правда, несколько сдержаннее, но это, видно, в силу возраста.

Эркина так же поразило многолюдье Царьграда. Андрей рассказывал ему, конечно, но одно дело услышать, а другое — увидеть самому, телом ощутить эту толкотню и удивиться, как с привычной ловкостью лавирует в этой толчее Бурлаков.

Магазины, трактир, где они пообедали, улицы, торговые ряды… Серьёзное и, можно сказать, вдумчивое отношение Эркина к покупкам даже умилило Бурлакова. Никакой бесшабашности, да, копейку поставить ребром может, но сделает это тогда и так, когда и как посчитает наилучшим вариантом. Интересно, это национальная или индивидуальная черта? Приедет Миклуха, надо будет поговорить с ним, тот как раз сейчас индейцами всерьёз занялся, вылезает с Равнины только на ежегодную конференцию, когда она там в секторе этнографии и этнологии, надо будет уточнить, ну, и самому, конечно, почитать, порыться в библиотеке.

Эркин всё время чувствовал на себе внимательный взгляд Бурлакова, но он почему-то не беспокоил и не обижал. Будто… будто и впрямь они свои: он Бурлакову и Бурлаков ему. И на вокзал он пришёл не только успокоившись, но и убедившись в правильности своего поступка.

Как и рассказывал ему Андрей, он купил в кассе билет до Ижорска, взяв боковое нижнее место.

Зашли в вагон. Эркин деловито разложил вещи, повесил полушубок и ушанку. И снова Бурлакова поразила красота его движений. Не вымученная, не напоказ, а естественная, чувствовалось, что Эркин не думает об этом, тем более не старается произвести впечатление.

— Я приеду на Рождество, — сказал Бурлаков, когда они сели за маленький вагонный столик.

— Да, — кивнул Эркин и вдруг спросил: — С ней?

Бурлаков даже не сразу понял о ком, а поняв, невольно вздохнул. Если бы Серёжа относился к этому так же, с такой же естественной простотой, но… но Серёжа помнит мать, для него Римма жива.

— Нет, — ответил Бурлаков и, видя внимательные, ждущие объяснений глаза Эркина, добавил: — Сер… Андрею будет тяжело, он… он помнит… маму.

Эркин задумчиво кивнул и неожиданно предложил:

— Поговорить с ним? Ну, чтоб он не обижался.

Нет, — сразу решил Бурлаков. — Здесь должно время пройти. Понимаешь, раз он недавно всё вспомнил, то это всё для него живо. Вот ты… — он не договорил, испугавшись, что обидел Эркина намёком на то, что тот забыл свою мать.

— Мне нечего помнить, — ответил Эркин по-английски. — Я питомничный, нас сразу после рождения забирают. Ни мы их, ни они нас не видели. А выкармливают совсем другие, до года, а потом забирают и тоже… Я себя таким маленьким совсем не помню.

Он говорил об этом очень просто и спокойно, не жалуясь и не негодуя, а объясняя незнающему. И то, что Бурлаков ничего не знает о питомниках, не обижало Эркина. Откуда тому знать, если даже там, в Алабаме, кто в питомниках не работал, тот ни хрена о них не знал. Того же Фредди взять, к примеру.

— Отправление через три минуты. Провожающие, выйдите на перрон, — крикнул из тамбура проводник.

Бурлаков и Эркин одновременно встали и пошли к выходу. В тамбуре и на перроне перед вагоном толпились и что-то кричали люди, разделённые фигурой проводника. Эркин и Бурлакова сразу оттеснили друг от друга, и им пришлось не так перекрикиваться, как… просто помахать друг другу, потому что поезд дрогнул и медленно тронулся. Пройдя несколько шагов вровень, Бурлаков отстал.

Эркин, уже не видя его и подражая увиденному у других, помахал рукой, на всякий случай ещё раз и вернулся в вагон.

Ну вот, что хотел, то и сделал. Съездил, поговорил, как это, да, правильно, объяснился. Что ж, раз профессору не обидно, что сын — грузчик, индеец, раб, был спальником, и раз это сохраняет ему Андрея братом, то, опять же как говорят, за ради бога. Ему и не к такому приходилось приспосабливаться. И ничего сверхсложного и особого от него не требуется. Просто… жить, как все, как само собой получается. А теперь… теперь до Ижорска, а там на такси или автобусе домой. Нет, как же всё-таки здорово, что у него есть дом, и он едет домой к… к родным. Жена, дочь, брат, а ездил в Царьград к отцу. Эркин с новым, неиспытанным ещё удовольствием проговаривал про себя эти слова. Он как-то заново ощутил их, хотя знал уже давно и считал, что привык называть Женю женой, Алису дочкой, а Андрея братом. А теперь ещё и отец… новое слово, но он привыкнет.

Верхним соседом оказался молодой, но с сильной проседью мужчина в военной форме без погон и со споротыми петлицами и нашивками. Молча, не глядя на Эркина, опустил свою полку, забросил туда потёртый чемодан и армейскую куртку и ушёл.

Есть Эркин не хотел, пить тем более. Он сидел и смотрел в окно, спокойно отдыхая от пережитого за эти сутки, а, чтобы не выделяться, сходил к проводнику за чаем. Всё хорошо, всё спокойно, всё правильно.