Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)

За окном приглушенно зашумели деревья. Дождь? Да, дождь. Ну и отлично: завтра меньше поливать. Ночью дождь, а днём жара — говорят, это самое оно, что нужно для огорода. Не проспать бы, а то под дождь хорошо спится.

Прошлое неповторимо. Новодел — всегда имитация. Как бы точно ни копировался подлинник, копия останется копией, искусственно наведённая патина может обмануть зрителя, но не исследователя. Бурлаков дописал строчку и привычно охватил быстрым взглядом всю страницу. Так, сегодняшние находки отмечены, описаны и заинвентаризованы. Работа для студента, от силы практиканта. Ну, а кто вы, профессор, после стольких лет перерыва? Так что… получил, что хотел. Угу. Профессор, доктор наук, руководитель, гм, ну, об этом можно и не вслух, едет рядовым работником в одну из множества рядовых археологических экспедиций куда-то в глушь, куда и почта не добирается, а связь только по рации, никаких перспектив для славы… какая скромность, какая научная самоотверженность, слёзы умиления и кручение пальцем у виска. Угу. То и требовалось доказать. И показать кое-кому…

…Безликая гостиничная комната, на столике два нетронутых стакана и полупустая бутылка дорогого, но не роскошного, а точно под стать комнате спиртного.

— Тебе придётся исчезнуть.

Мишка смотрит спокойно, тон деловит, но не напряжён.

— Причина?

— Тебя ищут. Хотим отследить маршруты поиска. И лучше, чтобы тебя на виду не было.

— Именно меня?

— Рассчитывают так выйти на твою сеть. Не беспокойся, твоих «крысок» мы прикрыли. Ну, кроме…

— Кто уже на свету, — кивает он. — Но те либо не знают, либо умеют молчать.

— А некоторые, — усмехается Мишка, — говорят. Но так, что поиск становится невозможным. Из-за обилия возможных, но неизменно ложных направлений.

— Да, — улыбается он. — Учитель это умеет.

— Читал его интервью?

— Конечно. Он молодец. И школа его…

Мишка кивает.

— Там, — и неопределённый кивок на стену, — там у тебя всё налажено. А здесь…. Поработают без тебя месяц-другой. А если до них и дойдут… Кадры проверенные, знают, что, где и как.

— Да, — кивает он. — Лагеря всё равно сворачиваем. Да, практически, только в Атланте и остался. Имущество частью вывезем, частью распродадим. Покупателей твои отследят.

— Правильно, — соглашается Мишка. — И пусть твои идеалисты-бессребреники туда не лезут, только помешают.

— А выручка вся твоя?

— А как же! — ухмыляется Мишка. — И нечего было такие щедрые ссуды давать. Знаю, знаю я все твои расклады и аргументы. Изящно было сделано, не спорю. Но уже сделано. Закончилась та игра, Гошка. Другие начались. Послевоенные.

— Предвоенные, Мишка, — поправляет он. — Послевоенными мы занимались до нашей Победы и ихней Капитуляции. А что начинается после войны, это уже предвоенные к следующей. Азбучная истина, между прочим.

— Азбучная, — соглашается Мишка. — Так что давай, линяй из Царьграда на всё лето. Обоснованно, эффектно и эффективно…

…Бурлаков закрыл дневник и встал. Лагерь археологов жил обычной вечерней жизнью. Голоса, смех, тявканье приблудного щенка с бессмертным именем Шарик. Что ж, обоснование оказалось действенным для всех, достаточно эффектным, а эффективность просчитаем, как и положено считать — по осени.

— Игорь Александрович, — позвали его снаружи. — Ужинать…

— Спасибо, Галя, — отозвался он. — Иду.

И, выйдя из палатки, окунулся в так знакомый, любимый мир. Да, прошлого не вернуть, но разве это не подлинность? Сбитый из досок походный стол на козлах, каша с лесным дымком, чай с брусничным листом, деревенский ноздреватый хлеб и самое главное — разговоры. Где житейское и научное, воспоминания и предсказания, острые на грани приличия шутки и глубокомысленные изречения, — всё вперемешку. То, что он всегда любил больше всего, что помнил с детства с чайных и не только вечеров в дедовском доме, и по чему так тосковал, а что главным за столом Вениамин Строков, его собственный — когда-то давным-давно — студент и аспирант, так это жизнь повернулась этаким макаром повернулась. И он не в претензии, могло быть и гораздо хуже. Блаженно чувство свободы, не безопасности, а безответственности. И лекционное турне от него никуда не денется, Мишка, наверняка его уже тоже в свои планы включил. Да, он — уже не студент, и юность не вернуть, и не войти дважды в одну и ту же реку, потому как изменились и ты, и река, но он живёт, и не заново, а дальше… Молодые смеющиеся и хмурящиеся лица, необидные сейчас шутки и подначки…. Чёрный камень с ровными строчками… нет, не надо, не хочу. Да, Серёжа мог быть за этим столом, мог… если бы не эта проклятая война и трижды проклятая Империя. И, как всегда и всюду, неизбежный разговор о войне. Всех ведь затронула, по каждому шипастым катком прокатилась.

— Игорь Александрович, а как же там было? В Сопротивлении?

Все лица обращены теперь к нему: он единственный знает и может рассказать. Бурлаков медленно кивнул. Да, это надо, но…

— Даже не знаю, с чего начать, — и улыбнулся, заметив понимающую усмешку Строкова. — Спрашивайте.

Они смущённо переглядывались, как-то не то что неловко, но…

— Игорь Александрович, — Галя смотрит на него, до предела распахнув свои обычно узкие, словно прищуренные глаза. — Ведь это уже не тайна? Всё уже известно?

— В истории всегда известно только что-то, — негромко, как про себя, говорит Строков.

— Да, — кивает Бурлаков. — Абсолютно полное знание невозможно, — и улыбается Гале. — Да, многое уже не тайна. Но известно далеко не всё. И если собирать информацию, то надо это делать сейчас. А источник один — люди и их память.

Стол взрывается согласным многоголосием.

— Но, Игорь Александрович, ведь «врёт как очевидец».

— И неужели ничего материально?!

— А имперские архивы?!

— Ничего бесследного нет!

— Хоть что-то, но должно же было уцелеть!

Бурлаков слушал этот взволнованный гомон, соглашался, спорил и пояснял. Да, в архивах СБ кое-что уцелело, там можно искать и кое-что найти. А у кого сейчас хватит сил читать протоколы допросов с отстранённым вниманием историка? С архивами СБ и вообще имперскими сейчас работают. Но не историки и с другими целями. Да, вы правы, исследование начинается с вопроса, результат ответ получают в результате поиска, а не ищут подтверждения уже готовой гипотезе. Да, цель не оправдывает средства, она их определяет и замена средств меняет и цель. И многое уничтожалось вполне сознательно и целенаправленно. По отсутствию источника можно реконструировать, какие именно вопросы не хотели услышать. А расспрашивать людей? Как это делают фольклористы и этнографы? Да, каждое высказывание субъективно, но если опросы массовые, то можно вычленить статистическими методами. Но ведь и уцелевших немного. Для статистики маловато будет. Все дружно смеются, услышав давно ставшую крылатой фразу из какого-то старого, но всеми любимого фильма. А разговор продолжается. И как вы планируете эти расспросы? Расскажите, как у вас на глазах пытали вашего друга, а вы изображали, что видите этого человека впервые и вообще всей душой за Империю и рабство? Так? И что вам ответят?