В. Бирюк - Стрелка

Здесь: установление эквивалентности символа и сущности. Ведь никто не ждёт от, например, креста кельтского или свастики — символов солнца — тепла и света. Иначе бы они в каждом доме висели. Вместо лампы и обогревателя.

Манефа тупо рыдала, не реагируя на мои команды, пока не получила несколько пощёчин.

– Ну, что ты застыла столбом соляным?! Давай, трудись, подмахивай. Расстарайся для самого.

Мне пришлось, взявшись за торчащий конец креста, несколько «оживить распятого на серебре» — слегка покачать, слегка подвигать. Пальцы не только пошевеливали холодный кусок металла, но и поглаживали тёплую плоть женщины. Сначала она не реагировала. Пришлось даже слегка ткнуть несколько раз кулаком в живот.

Последовательность рефлекторных сокращений, навязанная в невысоком ритме, типа непрямого массажа сердца, не затухла и после прекращения моих ударов — она начала отзываться. Сначала слабыми, неуверенными сжатиями мышц внутри себя, потом и движением бёдер. С закрытыми глазами, с поднятым к ночному небу заплаканным лицом, она чуть слышно выпевала кусок молитвы, читаемой перед причастием:

«Небесных, и страшных, и Святых Твоих, Христе, ныне Таин, и Божественныя Твоея и тайныя вечери общника быти и мене сподоби, отчаяннаго, Боже Спасе мой.

Под Твое прибег благоутробие, Блаже, со страхом зову Ти: во мне пребуди, Спасе, и аз, якоже рекл еси, в Тебе; се бо дерзая на милость Твою, ям Тело Твое, и пию Кровь Твою.

Пресвятая Троице, Боже наш, слава Тебе».

Желания… они того… исполняются.

«Во мне пребуди, Спасе…» — уже. Насчёт «ям Тело Твое, и пию Кровь Твою» — не сегодня. А вот «дерзая на милость»…

Я, честно говоря, не ожидал реакции её тела. Слишком много насилия, боли, разрушения ценностей… Да просто — холодно и неудобно! Но вера христова, крест животворящий… привычка к молитвенному трансу, к душевной концентрации и отстранению от грешного мира… и мои ласковые тёплые терпеливые пальчики на её «средоточии сладострастия»… «Капюшонистый приятель» ещё не отошёл от наших с Суханом экзерцисов. Да и то правда: с третьего-то раза — можно и проявить себя!

Казалось, что у неё вообще нет сил. Ни душевных, ни физических. Но «умение и труд — и не такое натрут».

«Зануда — это человек, которому легче отдаться, чем объяснить — почему этого не следует делать» — общеизвестная женская мудрость. Что я — зануда, я уже много раз…

Она вдруг распахнула глаза в ночное небо, зазвучала и начала двигаться… уже сама, уже не подталкиваемая и понуждаемая, но жаждущая и ищущая. Сильнее. Размашистее. Резче. Беззвучно ахнула в темноту, выгнулась всем своим телом и… обмякла в руках Сухана.

А в моей руке продолжало трепетать. Продолжало судорожно истекать. Горячим. Мокрым. Затухая. Успокаиваясь. Съёживаясь.

По её мышцам прошла волна остаточной судороги. Всхлип. Выдох. Мокрое, горячее распятие медленно, нехотя отпускаемое, заскользило вниз, в мою руку.

«Боже наш, слава Тебе». За всё хорошее.

«Оргазм на кресте». Не часто, но и не ново. Приобщение к святости, как и секс, требуют мощнейшего напряжения всех душевных сил. Что, естественно, отзывается в реакциях тела.

Сотрудники спецслужб Израиля, перебирая куски, оставшиеся от джихаддистов-смертников, обнаружили, что довольно часто член «самоходной бомбы», замотан тряпками и примотан к ноге проволокой. Экстаз самоподрыва столь силён, что приводит к преждевременному извержению спермы. Прямо в штаны шахида. А это — не кошерно.

Шахид собирается в рай, там его ждут 70 девственниц. Разбазаривать собственный семенной фонд — нельзя, Аллах обидится. И лишит вечного блаженства. В форме непрерывной пьянки и случки. Длиной в вечность. Со всеми промежуточными результатами этих видов деятельности: блевотиной перепившихся впервые в жизни праведников, калом и мочой недонёсших, липкими, остропахнушими потёками недотерпевших… А, ещё — использованные ватные тампоны под всеми кустами — девственницы же, факеншит! По 70 — каждому придурку…

Пейзаж в мусульманском раю — как после пикника бомжатника в лесополосе.

Нет, есть отличие — использованные шприцы не наблюдаются. Ну, тогда — «да», тогда — рай.

– Ну вот и хорошо, ну вот и умница. Согрела Спасителя в лоне своём. Омыла соком своим. Первый раз в жизни? Понравилось? Вот и запоминай: у меня в руках тебе так хорошо, как никогда в жизни не бывало. Со мной — ты ближе всего к Господу оказалась. Сам Спас — в тебе пребывал! И сиё — сладостно. И ещё будет. Ты же в руке моей, в воле моей. А у меня для моих… хорошо. Ибо мне — дано. Ибо открыты мне многие тайны. И обращаю я сии дары — к благу людей моих. Только служить надо верно. А для иных… Сказано же: «не мечите бисер перед свиньями». Никому про снизошедшее на тебя — сказать нельзя. Ни во сне, не наяву, ни подруге, не духовнику. Ни мирянину, ни епископу. Поняла?

– Д-да. Господин.

Во как… До правильного обращения — и сама додумалась. Может, на этом и остановиться? «Заклятие Пригоды»… Как бы не перестараться…

Я вытащил крест. Аж горячий. Мокрый, рыбой пахнет… Едва Сухан отпустил, как она рухнула на колени. Не от восхищения моим величием — просто ноги не держат. Но когда поднёс распятие к её лицу — она страстно его расцеловала.

– Запомни вкус, Манефа, запомни запах. Это вкус твоей радости. Запах Христа, спасённого тобой от холода. Дар мой. Запомни. Я. Иисус. Ты. Тебе — хорошо. Счастье. Со мной. Всегда. А теперь… скоро светать начнёт. Пора тебе возвращаться.

Шевелиться она не могла — выдохлась. То просто тупо смотрела в никуда, то непонятно чему улыбалась или вдруг заливалась слезами, то, будто ожидая очередного чуда, разглядывала меня.

Пришлось самим её одевать. Хотя с платками мы справились лишь частично. Поддерживая под руки, повели вверх по светлеющему лугу. Туда, где должен был ждать её возок с возницей.

– Возница? Она — убогая. Господь разум её поразил. Как дитё малое. Меня слушает… — хоть в огонь велю — кинется.

На козлах сидела послушница. Такая… по габаритам — из норвежцев. Чуть нахмуренное детское личико на огромном теле. Уточнили детали легенды для Манефы: ходила, смотрела, упала, побилась. Нас — не видала.

Ей с недельку бы отлежаться. Если не будет осложнений. А то… бактерицидные свойства серебра несколько преувеличены.

Мы уж посадили её внутрь возка, она уже частью души и разума была в своём монастыре, в планах сегодняшнего дня, в богослужениях Страстной пятницы, когда я вытащил свою финку:

– Постой. Задери подол, раздвинь ноги.

Был миг задержки. Вид мужчины с острым ножом в руке… вызывает опасение. Но «поводок на душе» оказался крепок: она улыбнулась и исполнила.