В. Бирюк - Стрелка

Метрах в десяти от нас на край обрыва выскочила очередная группа супостатов, чего-то возопила и кинулась вниз. Очень быстро их спуск превратился в качение кубарем.

Следом выскочили пара парней из нашей хоругви. Ну что, «пехота — царица полей, болот и косогоров» — поехали? И мы тоже попрыгали вниз.

Всё-таки, если очень быстро перебирать ножками… и не спотыкаться об придурков по дороге… и ножны от этой дурацкой сабли держать на заднице… и иметь с детства кое-какой навык «овражной жизни»… то «кубарем» — не обязательно.

Мы с Суханом бежали очень быстро. Потому что с середины склона я увидел внизу… Там убивали Лазаря.

Два каких-то чудака с топорами энергично наступали на парня, а тот несколько неуверенно от них отмахивался. Преимущественно обломком своей сабли в правой. Иногда помогая моей саблей в левой.

Идиот! Я.

Мой прокол: надо было забрать у него обломок, так, чтобы он взял целый клинок в правильную руку. Не подумал. Видел же, что парнишка не в себе, а не сообразил.

Вообще, его нельзя было вниз пускать! Одурел я, отупел от всего этого… шума сражения и восторга победы.

Тут Лазарь рубанул левой по руке одного из противников, споткнулся и сел на задницу. А я заорал, громко и матерно как Иерихонская труба, потому что второй чудик — врубил топором Лазарю как раз в открытый левый бок.

И я на него сверху как коршун… и кубарем через голову… и стою я на коленях на этих, прости господи, оползневых массах у подножия обрыва… как Ункас в последнее мгновение своей последней могиканской жизни…

Очень похоже, потому что сволочь напротив — от моего ора топор упустил, вытащил ножик и собирается меня зарезать. Даже уже совсем собрался. Так это, с удовлетворённой злорадостной улыбкой на лице тычет меня клинком в грудь.

И задумывается.

Потому что не пробивается.

У него — не пробивается. А у меня — пробивается.

Аж по самые рога правого «огрызка». И, мать твою, доворачивается! Во всех трёх плоскостях. С расширением входного отверстия при использовании его в качестве выходного.

Юбку с разрезом — видел. Выход с разрезом… — сам сделал.

После чего — все падают. Он — от болевого шока и быстрой смерти, я — от «равновесие потерял».

Но полежать-отдохнуть мне не довелось. Рывком перевернули, морду от налипшего песка с кровью — отряхнуть не дали, сразу начали лапать. В смысле — хлопать по груди.

– Сухан, блин, не тряси, факеншит. Твой палец, мать его, мне как родной двадцать второй. Всё на месте, не дёргай.

Тут он отвлёкся, срубил какого-то чудака неопределённой национальности, которому не повезло свалиться со склона в радиусе действия его топоров, и стал осматриваться. Я — присоединился.

Только что лежало 4 почти мёртвых тела. Потом пришёл «зомби» и одно «почти мёртвое» встало и стоит. «Почти живое». Всего-то — один рывок и пара пощёчин.

Интересно: а если он ещё и пописает? «Мёртвая вода», говорят — лучшее лекарство от тяжёлых травм.

Пописать на Лазаря было бы очень полезно. Удар топора пришёлся вскользь, причём не по рёбрам, а по бедру — парень в последний момент инстинктивно пытался закрыться ногой.

Распорол на Лазаре штаны — наружного кровотечения нет, топор лёг плашмя, но… Похоже — кость раздроблена… Боли ещё не чувствует, но стоять не может…

Ё! Мать! Чудом успел пригнуться! Какая сука копья в меня кидает?!

А ты думал, Ванечка, ты один такой умный? Насчёт того, что выбивать «братьев милосердия» — очень увлекательное занятие?

Из устья спуска, шагах в двадцати от нас, начали вываливаться на берег группы разодранной туземной пехоты. Судя по «канотье» — мари. И нахрена вам было с устья Ветлуги лезть в устье Оки? За-ради красивых тряпок?

С другой стороны, у береговой стены торчали две испуганных мордашки парней из нашей хоругви. Они спускались за нами следом, но передумали. Прижались чуть выше к обрыву и сидят там на корточках. Как птенчики.

– Вы! Там! Сюда! Живо! Копья! Кафтан! Проколоть! Вдеть! Боярича… Осторож-ж-жно! Мать! Ремнями к носилкам примотать! Хватай задние концы! Сухан — передние. Мягче! Мать! Боярича — наверх. К богородице — там лекарь должен быть. Сухан, командуй! Вперёд! Я — следом!

Думаете — это из меня героизм попёр? Типа: ценой собственной жизни прикрывая отход боевых товарищей, спасая раненного командира… А что — похоже? Ну, извините.

Всё просто и очевидно: от парней толку в бою… немного. Сухан — единственный по настоящему здоровый мужик, который сможет вылезти наверх с грузом. Если даже ребятишки отвалятся — он и один вытащит. А то и ребятишек вытянет за компанию. Он же такой трактор… Я ж знаю! Я ж сам его тренировал!

Было бы во мне мощи побольше — сам бы, в первых рядах… А убираться отсюда надо быстро. Потому что из устья того, что позднее назовут Похвалихинский съезд, валит вражья пехота. И густеет на глазах. А подняться по тому месту, откуда мы свалились… Нет, с носилками не получится. Тогда убираемся вперёд, там должен быть ещё… Как же его… А, Почтовый съезд. Там и поднимемся. Если сзади не догонят и не… не зарежут.

– Сухан! Топоры — за пояс, концы — в руки! Вперёд! Я прикрываю.

– Нет.

– Я тебе, зомбятина ходячая, покажу «нет»! Шкуру спущу! Бегом! Стоять!

Понимаю: его душа у меня в пальце, палец на шее. Голову мою срубят, костяшку заберут, его душа в чужие руки попадёт. Нехорошо.

Пришлось втыкать «огрызки» в песок, выскрёбывать гайтан с пальцем из-под кафтана, из-под бармицы, через мисюрку…

– На, держи твою душу.

– Нет.

– Твою в бога душу мать едрить еловиной через коромысло! На время. Только поносить. Сберечь моё имущество. Ну!

Сухан осторожно убрал костяной палец с собственной душой за пазуху, не обращая внимания на ошарашенные взгляды наших бойцов, внимательно осмотрел стену берегового обрыва над нами, подхватил концы носилок с Лазарем, затихшего в ошеломлении от наглядности подтверждения «зомбячности» моего слуги…

Так-то все слышали, но вот собственными глазами костяшку с душой человеческой увидать…

И попёр вперёд. «Пристяжные» едва успели ухватиться за концы палок со своей стороны.

Я отпустил их шагов на пять, внимательно осмотрелся, и двинулся следом. Чего мне тут оставаться? Героизмом мучиться в одиночку?

Мы уже пробежали метров пятнадцать, когда сверху снова посыпались… разные чудаки. Как и большинство предшественников, они вопили и махали. Руками, палками и железяками.

Какая-то туша сшибла меня в бок, я снова скатился вниз, к подножию обрыва. Очень неудачно: лицом в землю.

Какой-то… слонопотам оказался у меня на спине. И принялся, утробно трубя, молотить кулаком меня по затылку.