Сергей Жилин - Август Хромер

Мерзкий дождь стоит над Гольхом вторые сутки, затапливая канализацию так, что зловонные стоки поднимаются на поверхность и кочуют по улицам на радость трулам, которых, по понятным причинам, я ненавижу. Как, впрочем, сам дождь. С его существованием вообще и частыми появлениями в городе в частности приходится мириться, но как тяжело это даётся! Каждая холодная, как январский лёд, капля влаги для меня ненавистна…

Рядом чинно вышагивает мой лучший друг Истериан, с блаженной улыбкой недалёкой старушки. Идёт он без шляпы – умалишённый, не иначе! Я ненавижу их обоих: Истериана, за то, что любит дождь, и рыдающие небеса, за то, что больно часто отвечают полукровке взаимностью…

Высокий товарищ безмятежно мокнет, подставив лицо ливню и закрыв глаза, отчего чаще попадает высокими сапогами прямиком в глубокие коричневые, как моча, смешанная с помётом, лужи, брызги которых, естественно, окатывают и меня, сводя на нет старания добраться до складов в Доках [1] Доки – район Гольха, расположенный в прилегающей к морю части города. сухим.

Вспомнилось его полное радости лицо, когда он заявил при выходе из экипажа, что зонты оставил дома! Раздавил бы, но вот маленькая загвоздка, что изрядно портит мне жизнь и нервы уже третий год, – Истериан – один из крайне небольшого числа лиц, которых я могу раздавить лишь с очень большим трудом, на гране адского! Какой парадокс! Жаль, не поймёт никто…

В любом случае, мы уже пятнадцать минут шлёпаем по полузатопленной узкой улочке, зажатой высокими четырёхэтажными домами. Вопрос на миллион ялеров [2] Ялер – денежная единица. 1 ялер = 100 крепами. : а стекает ли с крыш? До жути обидно, что существуют струи, способные потягаться в мощности с осенним ливнем!

Истериан начинает насвистывать глупую мелодию. От свиста в любых проявлениях меня коробит до скрипа зубов! А ещё и так заливисто и продолжительно!

– Заткнись! – коротко рявкнул я.

Эффект возымело. Свистун разом замолчал, оставив нас на секунду в окружении одних лишь звуков беспокойной капели. Всё одно: настроение – гаже не бывает. Даже минутное подобие тишины не спасает нисколько…

– Ты напряжён! – своим слащавым учтивым голосочком отметил Истериан.

– Издеваешься? Я не напряжён, я взбешён!

Гадёныш ещё смеет улыбаться белозубой улыбкой, доставшейся ему вместе со многими достоинствами от неоднозначных родителей. С чуть крючковатого носа падают крупные мясистые капли, пикируя куда-то под ноги. Длинные тёмные волосы прилипли ко лбу и шее – определённо следует приучить щёголя к шляпе.

– Всё же ведь прекрасно! – Истериан продолжает оставаться на оптимистической волне, – Получим деньги – оторвёмся, всё как ты любишь!

– Это не оправдывает необходимость плестись в этот Богом проклятый район! А отрываться любишь ты, но не я! И почему ты опять забыл зонты?

Глаза у товарища сделались хитрыми, как у торгаша на площади – это сильно настораживает:

– Я не забывал, – еле заметный шаг в сторону, что большинство людей оставили бы без внимания, – Оставил их дома намеренно…

Я это знаю! Я это, чёрт возьми, знаю! Никак не могу привыкнуть, что гадёныш любит шляться под ледяными зубами ливня, особенно на работе. Считает это нашей визитной карточкой, но я, почему-то, совершенно не разделяю высоких стремлений к каким бы то ни было показухам, тем более к таким сырым… Если дурачку хочется, пусть возникает из пелены дождя, мокрый, как стая искупавшихся псин, а я предпочитаю сухо и тихо сделать своё нелёгкое дело и уйти с деньгами. Ничего не поделаешь – рядом крутится взрослое дитя! С ним жди всякого…

В мусоре справа закопошилось маленькое создание, рыщущее в поисках мерзкого прокорма, способного ненамного продлить убогое существование худого, как скелет, зверя. Серое, как и всё в этом хмуром городе, словно намалёванном пьяным бездарным художником на лике мира, существо оказалось дворнягой, каких в местных подворотнях – словно крыс! Нередко в газетах пишут, как эти озверевшие от дикого голода псины сбиваются в крупные стаи и устраивают охоты на граждан. После пары-тройки обглоданных до костей тел сантибы [3] Сантиб – полиция Гольха, во втором значении – полицейский. Сантибы носят серую форму и высокие фуражки, из-за частых дождей облачены в длинные плащи. Вооружение сантиба составляет дубинка и револьвер. берутся за ружья и идут сокращать численность агрессивных зверюг.

Я не люблю собак. Они непредсказуемы. От псины можно ожидать того, на что не всякая потусторонняя тварь решится. Ещё их раздражающий лай! Скалящие в безумном гневе пасти, плюющиеся слюной и лающие до хрипоты собаки – словно раскалённым добела железом по оголённому нерву! Сводит зубы, сдавливает виски, закладывает уши! Особенно бесит, что тупые создания продолжают лаять в след, даже когда не видят тебя, когда ты уже давно покинул их уютный дворовый мир. Слава Богу, данная шавка оказалась из трусливых и просто убежала в подворотню, стоило отвлечься от гнилостной трапезы в разбросанном мусоре и завидеть двух прыгающих через лужи людей. Людей… во сказал…

– Милая собачка! – Истериан проводил худосочную псину взглядом.

– Не разделяю твоего мнения.

– Это ты часто делаешь, – уже серьёзнее ответил он.

Я окинул друга взглядом. По его переносице скатилась жирная капля. Как он может разгуливать без головного убора? Я бы на его месте давно всадил себе пулю в лоб: это лучше, чем таким мазохистским образом мокнуть насквозь…

– Далеко ещё? – решил спросить я по делу.

Истериан вглядывается вперёд, туда, где и находятся склады. Улица хоть и донельзя узкая, но довольно прямая, так что бродить взглядом долговязому полукровке недолго:

– Ярдов сто.

Мои попытки разглядеть хоть что-то сквозь толстую мутно-белую пелену тумана ничем результативным не увенчались. Остаётся поверить другу на слово, чего при иных обстоятельствах делать не следовало… Я чуть ускорил шаг, но, спустя буквально секунду, поплатился за спешку смачным попаданием туфли в глубокую лужу. Брызги ещё и окатили штанину…

Всё равно! Я и так с ног до головы грязный и мокрый!

– Август? – недоверчиво затянул Истериан с лукавой улыбкой, едва тронувшей самые уголки тонких губ, – Ты решил, наконец, игнорировать свою неприязнь к воде?

– Оступился! – нервно брякнул я, – А эта жижа – не вода даже!

Друг беспечно махнул рукой и заулыбался, охваченный своими мыслями. Самый беспечный в этом промозглом городе, где даже лебеди в парках какие-то сутулые и хмурые. Где даже солнце светит с неприязнью и донельзя редко. Где даже клоуны в цирке грустные или озлобленные. Впрочем, я ни разу не был в цирке гнилого Гольха…