Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Хвостом хвоста. Поняла, что случилось и Жена Париса.

— Но это даже лучше, — подумала она, — одной конкуренткой на предсвадебной церемонии будет меньше. Вопрос, конечно, остается открытым, ибо неизвестно пока, можно ли объяснить с позиции этой теории:

— Кем там функционирует Одиссей. — Хвостом хвоста хвоста? Какая уже по счету это будет производная? Выдержит ли пока еще допотопный Ку-Ку такая нагрузку. Так-то бы да, но у него нет своего буквально собственного НеЗнаю, необходимого, чтобы задуматься хоть о чем-то. И только этот Киннер Махабхараты может сыграть нам на руку. Или.

— Или против.

Но только немногие это поняли, и посмотрели сначала на его зеленые парчовые штаны, потом на лошадиную голову, и наконец, на гитару. Ну кто мог это понять? Ну, Фрай, конечно, но он не мог никак определиться:

— Сейчас, или? — Или может не быть никогда? Ахиллес Дроздовский хотел, чтобы Эспи вернулся, и несмотря на все его и Распи колдовские заморочки — убить, так как сам он не надеялся вернуться на Альфу. Жена Париса не желала его возвращения. Но в то же время боялась, в свете открывшихся между ней и Фраем обстоятельств, что может не стать царицей Савской. Со всеми вытекающими из этого ответа последствиями, как-то:

— Библиотека, пыльные движущиеся на цепях, как жернова времени, тачки с книгами, и что самое печальное:

— Давно уже написанными. А то и того хуже:

— Придется сидеть в тюрьме всю жизнь, но не как Маркиз де Сад:

— До первой революции, — а вообще, как поезд дальнего следования.

— И впереди:

— Только Пересадки, — как у… Как той, которая только что заняла прибрежные и даже далеко текущие воды реки Волги, вместе со своим незабвенным мужем инопланетянином Ко, на Земле:

— Колчаком.

Они вернулись из Сибири, с Ангары на Волгу по каналу времени, который был у всех альфа-центавровцев, но заведен, как будильник, у всех:

— На разное время. Их время пришло.

Далее, все боятся. Кто, что не долетит до Альфы Центавра, кто не доедет до Брюсселя, а кто боится, что не может преодолеть транзит:

— Царицын — Париж — Нью-Йорк и его близлежащие окрестности, примерно, как Пушкин в деревню, чтобы лишний раз насладиться с Анной Кент — Керн, точнее — этими окрестностями, и ей самой в том числе:

— Ибо кроме города есть и поля, в которые можно пробраться Всей Душой, если хорошенько изучить Теорию Относительности. Хотя возможно Пушкин изучал только саму Анну Керн в беседках, которые по умолчанию входят в окружающий пейзаж, и Данте. Несмотря на то, что он был ветхий, и не мог, как Вергилий с ним же, бродить далеко, в том смысле, что:

— Очень не хотел возвращаться с Полей Нах Хаус, так как до сих пор помнил:

— Тяжелы ступени чужого мемориала. В связи с этим. В связи Этим, Деникин — если кто не забыл, воспользовавшись всеобщим воодушевлением боем, как сказал поэт:

— Есть упоение в бою, — а также — и:

— Бездны мрачной на краю, — оставил Здесь свою кошку, голубую Бим-Бом — имеется в виду, с голубыми, многое, если не все понимающими глазами, которая была уже мертвой, как как перехватила и съела отравленную мышь, которую Распутин по совету-приказу Фрая, послал ему, зная — по предвидению, что Дэн:

— Еще может свалить из этой заварушки, — а как говорится мягко на банкете:

— Нам это, я думаю, не нужно, — или:

— Лучше не надо.

— Не желательно, — тоже подойдет. Некоторые могут подумать:

— Люди не едят мышей, зачем послал ее Их бин Распутин? — Да, может быть, может быть и не едет, но отравленные кошки обладают способностью сглазить перед своей смертью того, кто им и так надоел больше сухого кошачьего корма, а тем более того, кого они очень любили. Ибо, как говорится:

— Я не прощаюсь, так как надеюсь, мы встретимся в аду, где может быть даже не меньше возможностей для жизни, чем здесь.

— Она спасла ему жизнь здесь, чтобы встретиться там, на другом берегу?

— Да.

— Тем не менее все равно не понятно, зачем Распутин послал раненому Дэну отравленную мышь.

— Хотите стать колдуном, то поймете. И запомните, между прочим, что эта голубоглазая Бим-Бом еще когда не была отравлена, сбросила на голову Ники Ович, дымящей безмятежно сигарой за горячим Максимом, огромного фарфорового медведя, тоже любимца генерала-журналиста Деникина, которого она ревновала, как вполне достойного конкурента, именно потому, что этого практически бездушного медведя:

— Он тоже любил, — а значит, отдавал ему часть своей души — бесплатно. — Ибо корм, даже сухой, ему был не нужен, как говорится:

— Тока одна любовь.

Лева сказал:

— Дэн, отдаю — за небольшое вознаграждение — тебе мой личный Билет до Монте-Карло, вспомнишь, если я отсюда выберусь, как романтично это было, и возьмешь меня там к себе садовником, как журналист-писатель, сравнимый по своим возможностям по полям, конечно не с Пушкиным, но с Агатой Кристи — это точно.

— Где там, уточни, пожалуйста, — сказал Дэн, оглядываясь на дверь, откуда могли появиться в любой момент любые черти. Имеется в виду:

— Как белые, так и полосатые.

— На моей вилле под Нью-Йорком, или там, где жили мои друзья, мои коллеги по духу Пикассо, Ван Гог, Сезанн и Тулуз Лотрек?

— У меня болят нохги, — сказал Лева Задов, — и поэтому я не люблю далеко ходить, хотя, конечно Нью-Йорк, Париж и его Франция — это тоже весчь, но встретимся лучше там:

— Где чисто и светло.

— Где это, За Рекой в Тени Деревьев?

— Да, на Том Берегу.

— Ладно, одно место садовника за тобой. Но с условием:

— Неужели и там есть условия?

— Да, будешь присматривать и за персиковой теплицей.

— Согласен. Но тоже с условием.

— Каким?

— Что мне не надо будет за тебя писать еще и детективы.

— Всё?

— Нет.

— Что еще?

— Возьми подарок на память.

— Что за подарок?

— Ничего особливого.

— Что значит, ничего особливого? — Дэн подозрительно посмотрел на Леву. — Ну, хорошо, беру. И Лева передал ему маленького котенка Васю, с теплым напутствием:

— Вы умрете с ним в один день.

Пока через поля, через леса Ку-Ку несет богатыря и три его хвоста, время вернулось в ресторан Ритц, а этих:

— Через поля, через не только леса, но и саму Волгу, колдуна и воинов передадим во временное пользование Мюнхгаузену для:

— Э литл заморозки. — Как будто не ожившие еще звуки:

— Той эллинской речи, которую получил по почте и Гомер. И действительно, Эсти по транслокации Распутина понял:

— Можно взять город Царицын и после. — После, как уже говорилось, взял Иерихон Иисус Навин, после того, имеется в виду, как его взяли за восемьдесят лет до него:

— Другие. — Или как можно разрушить стены, которых не только нет, но и:

— Никогда еще не было. — Но, разумеется, когда-то будут.