Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Скорее всего: лягаться?

— Ля — что? — переспросил Василий, но прозвучал голос Агафьи из судейской коллегии:

— Кончайте политсовет, третий раунд!

— Вот точно вам говорю, — сказал Василий, — что скоро она переменит стол судейской коллегии по боксу и дзюдо на стол президиума в Своем Колхозе.

— Что ты сказал? — рявкнула, правда негромко от удивления Агафья, бывшая жена Махно. И добавила: — Если да, то только в Высшем Политсовете. И Василий пошел к центру ринга, но все-таки обернулся — ох, зря, зря, зря.

— Ты чего? — спросил Вилли — хотя, скорее всего это не одно и то же имя с Вильямом Фреем, но… но слово — не пуля, вылетевшая из Кольта 45 калибра:

— Вылетит — поймать можно. — И Василий Иванович вытянул вперед руку, схватил перчаткой слово, и бросил его назад Вилли, сказав:

— Держать надо, чего ты его выпускаешь? И секундант понял, что Василий решил:

— Слово отразилось от мощного лба Вильяма Фрея, ударилось о лоб приближающего Ко, и могло отлететь к Фрею, а могло и нет, поэтому Василий его поймал для верности, и бросил сам назад.

— Это чтобы не сглазить, — сказал Василий. Но поздно, поздно, ибо Ко послал вперед своего Коня Кинга. Удар — гол.

— Гол? — спросил Амер-Нази, и поправился: — В том смысле, что нокаут?

— Это была великолепная Семерка, — сказал Одиссей, — но не Девятка, а значит, может быть и нокдаун, давайте посмотрим дальше.

— Если удар копытом в лоб он называет Семеркой, то какова же будет Девятка, — только подумал, но не стал говорить секундант Василия Фрей. Лева Задов, бывший судьей на ринге начал считать:

— Три, четыре, пять.

— Почему он начал с трех? — спросила Кали свою подругу Артистку.

— Может мы пропустили всё самое интересное? — ответил за нее Дэн.

К счастью, прозвучал гонг. Василия Иванович увезли в реанимацию.

Начался спор, кто виноват? Впрочем, наоборот:

— Кто виноват и так было ясно, сам Василий Иванович и его секундант-тренер Вильям Фрей, вот:

— Что будет дальше — неизвестность.

— Так ничего не надо, — сказала Агафья — давайте я выйду за него.

— Неплохая идея, — сказал Одиссей, и добавил: — А именно:

— Пусть выйдет тот, кто хочет на нем жениться.

— Да, я согласен, — сказал Амер-Нази, — но имею в виду, что лучше бы выйти замуж.

— Я, — Кали встала со своего места, — и хотела крикнуть во все горло: — Их либе дих! — Но вовремя вспомнила, что рядом Дэн, а. А его она тоже любила. — Такой толстый Хоббит. И говорят, будет командовать Добровольческой Армией. Так сказать:

— Зеленая Армия — Белые вперед! Космический Корабль ушел без нас в полет. — Имеется в виду, что будем искать другую планету, в каком-нибудь другом созвездии, может быть даже, Рыб, ибо, ибо: проигравших назад не пустят.

— Сядь! я тебе сказал. Кто это сказал? А это сказал Дэни, и Кали окончательно поверила, что именно он будет командовать Белыми на Южном направлении. Ничего удивительно, если иметь в виду две вещи:

— Она будет с ним, плюс всегда надо возить за собой ванну. — А что здесь удивительного? Известно, что в будущем так будут делать многие, но начнется с Великобритании, с местного Ч. Дальше имя никак пока не расшифровывается. Не всё будущее известно в любой момент.

— Кто?

— Что?

— Оно шевелится, ай! Ая-яй! — Закричал, как маленький Одиссей. А имя-то геройское.

— Чего ты испугался, малыш, — сказала ласково Агафья, и погладила Одиссея по спине, обняв при этом Амера, так как он сидел посередине, как главный судья соревнований. Тут задумаешься, кого она любила, его или его, а может быть, даже кого-то четверного. Третьим был, как известно самый первый — это: — Майно. Но действительно, бояться было чего, потому что это была незабвенная Ника Ович.

— Думали умерла, — нашел в себе силы пошутить, испугавшийся Одиссей, чтобы оправдаться, добавил, имеется в виду:

— В детстве боялся Сирен, и просил привязывает его к кроватке, чтобы не убежать вслед за ними играть в футбол. Девушки, оказывается, любят футбол больше мужчин, но, как говорится, кто ж их пустит. На Поле-то. Думают, мужской футбол тогда потеряет, нет не интерес, а всякий смысл. Ибо:

— Дамы и так хороши, — а уж тем более Играющие. Отсюда вывод:

— Хомо Сапиенс — это мужчина, а женщина будет называться — Homo Ludens. Что можно перевести на русский, как: — Мужчина — это машина, сексодром просто, а вот женщина — это есть: — Человек разумно играющий. — Хомо Сапиенс-Луденс. Когда Одиссею об этом сказали, он ответил согласием с небольшой поправкой:

— Хомо играюще-разумный. — Что заставило многих задуматься, ибо что бы это значило не совсем понятно, толи:

— Пусть они играют в футбол, а мы будем смотреть, толи допустить их пока только до Бойбы и Бокса. Проверить, какая перчатка была у Колчака: левая или правая? Не надо.

Ника Ович никому ничего не сказала, как будто на самом деле была мертвой, а как заведенная сразу полезла на ринг. Тем не менее было определено:

— Разум у нее существовал, ибо она спросила, обернувшись в зал:

— Это бокс или дзюдо? я должна знать, прежде чем начать это мочилово. — И добавила: — Ихкто первый, ты? — она указала на Колчака, лениво раскинувшего в своем кресле в Белом углу ринга.

— Этот, этот, — закивали некоторые, потому что многие были не видны в полутьме, с ярко-освещенной Сцены. И выкинула Ко со сцены вместе с его стулом. И тут же поклонилась благодарным зрителям.

— Совершенно очевидно, — сказал на это Оди, — она дзюдоистка, потому что боксеры после победы не кланяются, а прыгают с поднятыми вверх перчатками. — У Ники, кстати, была только левая перчатка.

Несмотря на то, что она никогда не была на Альфе Центавре. Где теперь правая, наверное, никто уже не знает. Ко то ли из-за испуга, то ли от того, что сильно ударился о судейский стол пополз по нему, но как-то всё-таки догадался, что это не то место, где можно ползать, и почапал на карачках в зрительный зал.

— Вот вам и Штурм Зимнего, — сказал ему вслед опять тот же, пока не определившийся нудист, — он даже не знает, где сей находится.

— Проиграл! — схватилась за сердце Щепка, и отложив своё вязание — в том смысле, что большученный том Копьенетрясова — смотри выше разъяснение почему — встала. — Но не как Давид перед Голиафом, а даже не как благородный Одиссей с Гигантом, а как просто:

— Лист перед Травой. — Она направилась к рингу, а по пути спросила у чапающего Ко, приостановив его на некоторое время:

— Где наша лошадь?

— Дак, а я знаю? — только и ответил Колчак, и пошел дальше.

Печальное это было, я вам скажу, зрелище. Сравнимое, пожалуй, только с Апостолом Павлом, когда его выбросили За Город, и оставили, посчитав мертвым. И действительно:

— В городе человек бы постеснялся ползать по улице, у всех на виду на четырех лапах. — Впрочем из неопределенного будущего известно, что такие были, правда делали это в более усовершенствованном по сравнению с прошлым виде, а именно: