Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром

Но вот с точки зрения логики все ею услышанное выглядело странно. Прежде всего потому, что ни она, ни кто угодно другой в ее мире и понятия не имели о том, что еще триста лет назад Землю посещали представители иной, гораздо более развитой цивилизации, забрасывали на нее своих агентов, пытались вмешаться в историю человечества и с непонятной целью изменить ее.

С тех пор люди вышли в дальний космос, изучили и освоили его на полтораста световых лет вокруг Солнечной системы — и не обнаружили никаких следов и признаков существования хоть какой-нибудь иной разумной жизни. Вот это было странно, необъяснимо, невероятно даже, внушало сильные сомнения в достоверности новиковского повествования.

В то же время никак нельзя было отрицать факта, что она действительно сидит сейчас в кресле у камина, в деревянном доме, в девяноста с лишним световых годах от Земли и разговаривает с совершенно живым и реальным человеком XX века.

Об этом она и спросила, решив оставить уточнение многих других, интересных, но не столь сейчас существенных деталей до более подходящего момента.

— Вот! — словно даже с удовлетворением сказал Новиков, вороша длинной кочергой поленья в камине. — Я ведь не случайно сразу спросил, знаете ли вы что-нибудь о наших или любых других пришельцах? А раз не знаете, то выводы для всех заинтересованных лиц напрашиваются самые неутешительные. Вполне возможно, что никто из нас больше на Землю не вернется. По каким угодно причинам. На выбор: или указанные пришельцы до нас все же доберутся и, так сказать, нейтрализуют, или аппаратура у Левашова просто-напросто сломается и придется нам всем здесь свой век доживать, а записки мои, — он кивнул на брошенную вверх корешком на край стола тетрадь, — никто кроме тебя и не прочитает… Неприятные варианты, сама понимаешь. Но, к счастью, все же не единственные. Можно и другие придумать. Например, мы с вами живем в параллельных мирах, и наше настоящее — отнюдь не ваше прошлое. И наоборот, соответственно. Для меня это дело малопонятное, я гуманитарий, а не физик, но Ирина о подобных вещах говорила. Когда ты с ней познакомишься, сможете на более серьезном уровне сей вопрос обсудить. С ней и с Левашовым, он у нас самый натуральный гений. Ну, есть и третий вариант… — Новиков улыбнулся простодушно, словно заранее предлагая не принимать его слова всерьез. — Третий — это уже мое личное предположение, только что придуманное. Вообразим себе такую штуку… Если здесь, на Валгалле, время совпадает с земным и вы действительно как-то сумели попасть в реально существующее прошлое, то что получается? Раз наши приключения еще не завершились никаким окончательным образом, то и на будущее они еще никак не успели повлиять. Все еще может и так, и наоборот повернуться. Следовательно, оказавшись здесь, с нами, до того, как все определилось, вы, в своей предыдущей жизни и не могли ничего знать. Поскольку ничего из того, что может случиться, еще просто не было. Вот когда все, что с нами может случиться, произойдет, тогда только история пойдет предназначенным ей путем. И поэтому ранее прожитая тобой жизнь не имеет ничего общего с той, которая будет. Улавливаешь?

Заметив, что она не до конца его понимает, Андрей пояснил, продолжая улыбаться:

— Ну вот, если бы я сейчас попал в XIII век и решил возглавить борьбу против монгольского нашествия, исходя из своего исторического опыта и технических познаний. Наверняка то, что со мной бы там произошло, не имело ничего общего с тем, что мне сейчас известно о событиях 1237 года… Как тебе такой силлогизм?

— Силлогизм интересный, — ответила Альба. — Но оценить его по достоинству я не готова. Я ведь тоже не физик, я биолог. Так что оставим эти проблемы для специалистов. Наверное, Герард с Борисом в них лучше разберутся. А вот я, как биолог, с твоей Ириной буду очень рада познакомиться. Разумная инопланетянка — невероятно…

— Ну-ну… — все с той же непонятной усмешкой сказал Новиков. И вдруг спохватился. — Слушай, я же тебя, наверное, совсем замучил своими россказнями… Дорвался… Правда, собеседников у меня давно не было, тем более — таких. Извини. Спать тебе пора…

— Нет, не беспокойся. Двое-трое суток я вполне могу без сна обходиться. И слушать тебя интересно. Да еще после кофе. Сильный стимулятор. Мы натуральный кофе, да еще такой крепкий, редко пьем…

— Почему так?

Альба пожала плечами. Действительно — почему? Как объяснить изменение вкусов и пристрастий людей не за годы, за века? Тут и мода, и медицинские соображения, и социокультурные факторы.

Но сейчас ее интересовало совсем другое. Психология Андрея и его друзей занимала ее куда больше, чем гастрономические склонности своих современников.

— Объясни мне лучше, почему вы все же оказались здесь, на этой планете, почему сразу не обратились к человечеству, не сообщили о встрече с пришельцами? Я не понимаю… Это же событие всемирного значения, а вы все стали делать втроем… Разве так можно?

Она подняла глаза и увидела, что Андрей смотрит на нее со сложным выражением — с усмешкой, и будто бы с печалью, и с непонятным ей сожалением. И она еще не была уверена, что определила все его чувства.

Новиков встал, прошел несколько раз молча от стола до окна и обратно, потом присел у камина и вновь стал разжигать свою трубку.

— Ох, Альба… — он вздохнул. — Это же еще сколько объяснять придется, а я, честно признаюсь, уже на пределе. До ваших возможностей я еще не дорос, и если трое суток без сна и выдержу, то без всякого удовольствия. Даже в твоем обществе. Лучше бы завтра… Помнишь — «наступило утро, и Шехерезада прекратила дозволенные речи».

Но, очевидно, он прочитал в глазах гостьи такую заинтересованность и нетерпение, что тряхнул головой и развел руками.

— Ну, хорошо. Чего хочет женщина — хочет Бог. Уже древние так считали… Только я, если можно, сегодня в подробности больше вдаваться не буду. Так, вкратце обрисую. А все прочее потом. Время будет. Надеюсь…

И опять Альба почувствовала в его словах невысказанную тревогу.

Слишком много тревоги вокруг, подумала она. Может быть, больше, чем за всю ее предыдущую жизнь.

— Извини, я сейчас отлучусь на минутку, служба требует, а ты отдохни немного. И продолжим… — сказал Новиков и вышел. Альба осталась одна.

И сразу на нее нахлынуло острое чувство тоски и одиночества. Ночь, чужая и опасная, подступила вплотную, проникла сквозь стены и стекла, сжимая вокруг нее узкий круг тепла и света. Девушка зябко передернула плечами от этого ощущения и повернула кресло так, чтобы не было за спиной черных проемов окон.

До последнего момента она, увлеченная рассказом Андрея, как-то забыла думать о себе самой, а сейчас вдруг пронзительно ясно поняла, что действительно случилось непоправимое, привычная жизнь кончилась, исчезла в дали времен, и вместе с ней исчезли навсегда не только погибшие на корабле друзья, а вообще все — друзья, подруги, родители, братья, словно умерли все разом, оставив ее совсем одну…