Андрей Посняков - Золото галлов

– Вот вроде тебя, да?

– Именно так, моя прекраснейшая госпожа!

– Поня-а-атно! – шутливо погрозив пальцем, матрона задумчиво наморщила лоб. – Денег хочешь? Правильно – их все хотят. А с нобилем… Даже не знаю… Я ведь не так давно в Риме.

– Ну, может, из старых знакомых кто есть? – осторожно напомнил молодой человек. – Вот, помнится, на празднике у некоего Домиция, в Медиолане, ты рассказывала про какого-то римского политика – богатого и влиятельного человека.

– А, Милон! – вспомнила наконец матрона. – Вот про кого ты… И совершенно напрасно вспомнил! Не так уж Милон и богат, чтоб у него хватило денег нанять телохранителями знаменитых бойцов… Хотя в последнее время говорят всякое… Он, видишь ли, вернулся в Рим, хочет судиться, снять с себя все обвинения в убийстве своего политического соперника – Клодия. Есть такой Марк Туллий Цицерон – политик, юрист, оратор. Знаешь его?

– Наслышан!

– Так вот, услуги его стоят дорого, очень дорого… Но Милон, по словам одной моей подруги, надеется… Ой!

– Ты что? – вскочив с ложа, Беторикс схватил кинжал. – Тебя что-то напугало, моя госпожа?

– Кажется, кто-то прячется под кроватью… Нет-нет! Сначала я сама посмотрю… – Луция быстро нагнулась, заглянув под ложе… и тут же прыснула. – Тьфу! Это же просто кошка! Кис-кис-кис… Иди сюда, милая. Ай, какая у нее шерстка, спинка… – отпустив животное, девушка обернулась. – А моя спинка? Она тебе нравится?

– Очень! – не покривил душой Галльский Вепрь.

– Так что же ты стоишь? Погладь… вот, как только что я – кошку.

И снова он потонул в синих омутах глаз. И снова дрожь… И обворожительные изгибы тела. Вообще-то, Беторикс еще поговорил бы… точнее – послушал бы о Милоне, но… раз уж женщина просит. В конце концов, и после можно будет поговорить, никто ведь его пока не гонит.

– Выше, выше погладь… Какие у тебя нежные руки! И не скажешь, что гладиатор. Теперь поцелуй меня… вот тут, меж лопатками… и ниже, ниже…

Томный вздох. Стон… едва слышный… Скрипнуло ложе… И снова желание захлестнуло мозг, прогоняя на время все прочие мысли. И не было вокруг ничего: ни этой роскошной спальни, ни умывающейся на пороге кошки, ни скрипящего ложа, остались только двое – мужчина и женщина. И никого, никого вокруг… и ничего… лишь только в ушах – томительно звенящая музыка любовных сфер…

– Ну вот, так я и знала – уже занимается любовью с башмачником. Нет, вы слышали? Вот это диссонанс!

Это произнес рядом, за дверью, чей-то насмешливый женский голос. Судя по всему – вовсе не голос рабыни-служанки.

– Эй, Луция, открой. Да открывай же, говорю… Вот так вот заглянешь в гости, настоишься у порога, как в той комедии у Софокла…

– У Аристофана, Лесбия, – захохотав, юная хозяйка вскочила с ложа. – Софокл не писал комедий.

– Много ты знаешь… Ого! – едва только войдя воскликнула гостья, в которой Беторикс сразу же признал ту самую кудряшку – «в греческом зале, в греческом зале», которую обхаживал Капитон-Упрямец.

Ну да, ну да – так ее и звали – Лесбия. Так вот про какую подругу только что говорила Луция! Однако отношения у них вполне… скажем так – дружеские.

– Никакой это не башмачник, – впустив подружку, обиженно, но, вместе с тем, и с какой-то затаенной гордостью пояснила Луция. – Гладиатор!

– Гладиатор?! То-то я и смотрю – лицо знакомое. И все равно – диссонанс. Ого, какой мускулистый! Везет же тебе, милая. А я поболтать зашла… вижу, не вовремя.

– Да нет, вовремя, – Луция чмокнула гостью в щеку. – Я как раз в Аргилей собиралась, хотела приказать готовить носилки. Вот вместе с тобой и поедем.

– Давай! – обрадованно кивнула кудряшка. – Вместе, в моем паланкине, и поедем. Посекретничаем! Я тебе много чего расскажу.

– А мой паланкин ничуть не хуже твоего! – вздернула нос хозяйка дома. – Только вчера велела на него новые занавески повесить, знаешь, такие голубенькие, из коисской ткани…

– Голубенькие? Фи! – Лесбия презрительно повела плечом. – Не обижайся, подруженька, но голубенькие только в какой-нибудь дальней провинции и сойдут. Ты еще скажи – «в цветочек». Нет! Один мой знакомый вернулся вчера из Афин – учился там у философов вместе с сыном Цицерона – так вот, в Афинах самый пристойный цвет – желтый.

– Да неужели желтый? – быстро накидывая тунику, изумилась юная госпожа.

– Желтый, желтый, уж можешь мне поверить, подруженька.

Луция торопливо сбросила тунику:

– Так у тебя на паланкине, небось – тоже шторки желтые?

– А как же – как в Афинах!

– Тогда моя туника к ним не подойдет… Надо другую… Сейчас позову служанку… Поможешь выбрать?

– Конечно же помогу! А кроме желтых занавесок у меня еще и носильщики – ух! Аполлоны! Черные, как древесный уголь. Даже, знаешь, блестят, отливают этаким голубым.

– Так Аполлон разве черный?

– Я про фактуру, подруженька! О, ты вот на них как только взглянешь, так и…

– Дамы! Я, наверное, пойду? – быстро одевшись, подал голос Галльский Вепрь.

Обе женщины взглянули на него с таким удивлением, как будто это заговорил шкаф. Ну, еще бы – рабы должны говорить только когда разрешат. А гладиатор – разве не раб?

Ой, какое презрение стояло в глазах Луции! Беторикса даже покоробило – вот тебе и любовница! Впрочем, а чего другого ожидать? Он для нее кто? Раб. Вещь. Робот.

Нет, все же промелькнуло в синих глазах что-то такое… человеческое, что ли.

– Как поживает твой любовник, Лесбия? – быстро спросила матрона.

Кудряшка задумалась:

– Который из них?

– Ну, тот рыжий патриций, помнишь, ты рассказывала? Друг Анния Милона.

– А-а-а! Тот рыжий коротышка, Марк Целий Руф? Но он вовсе не патриций, просто всадник. Кстати, избирался народным трибуном в прошлом году. Это ж плебейская должность.

– Так он что же – плебей?

– Говорят тебе – всадник. И очень-очень влиятелен, правда, не так уж богат. Иначе б с чего ему участвовать в выборах?

– Так как он?

– Да никак, – Лесбия отмахнулась, сложив губки бантиком. – Скучный какой-то в последнее время ходил – видать, украсть негде да нечего. Но потом вскоре повеселел, вот как с Милоном встретился.

– А, так Милон все-таки здесь.

– Здесь, здесь, вернулся, прощелыга. Небось, снова с Руфом какую-то аферу задумали… А ты что про него спрашиваешь-то?

– Да вот, – Луция хлопнула гладиатора по плечу, как похлопывают породистую собаку. – Парня бы пристроить денежку погрести.

– В телохранители? – бросив на Беторикса заинтересованный взгляд, понятливо кивнула гостья. – А Руф, думаю, возьмет. Он как раз таких вот дюжих храбрецов ищет, меня даже спрашивал, видать, прознал, что я… Ты кто, гладиатор? Нет, постой… Ага!!! Галльский Вепрь! Ну, ты, подруженька, даешь, клянусь Афиной Палладой.