Федор Вихрев - Веду бой! Смертный бой

Желание первого лица провести некоторое время в одиночестве было сейчас не просто сиюминутной прихотью, а непреложным, возведенным в абсолют законом. Шокирующие утренние новости этого октябрьского — или все-таки июньского? — дня вознесли президента страны на новую, до сих пор с трудом осознаваемую им самим высоту. Упасть с которой на этот раз равносильно смерти — не фигуральной, политической, а вполне физической — и такому позору, от которого вся властная вертикаль отмыться сможет только собственной кровью.

«От желающих помочь отбоя не будет. Со всех сторон. Чувствую, прямо сейчас гиены со всех помоек в очередь выстраиваются. Смотрят выжидающе, искоса, и слюна с желтых клыков…» — представшая перед глазами картинка, изображающая политических оппонентов в виде стаи мерзких животных, была настолько натуральна, что президента внезапно передернуло от отвращения. — Только запаха не хватает. Тяжелого, почти осязаемого.

«Какой черт понес меня на эти галеры? — уже в который раз спрашивал себя он. — Теперь спрыгнуть по истечении срока полномочий точно не получится. Да-а-а… Стоило тогда, в восемьдесят втором, не в аспирантуру идти, а в прокуроры. Сейчас так голова не болела бы. Взял под козырек, и никаких мук совести… Рамки должностных инструкций, федеральных законов, конституции, наконец! Какой такой конституции? Вместо которой с нынешнего утра действует закон о военном положении? И не только в приграничных районах, а на всей территории страны? Нет, не случайно именно этот конституционный закон получил первый номер… Похоже, так и помру юристом, — усмешка, возникшая на лице президента, была какой угодно, но только не веселой. — Поздно метаться».

Механизм, запущенный несколько часов назад, когда стало окончательно ясно, в какую переделку попала целая страна, мог действовать практически без участия человека. Все средства и системы связи на федеральном и региональном уровнях — без различия ведомственной принадлежности — перешли на особый режим работы. Федеральная служба со странным названием «по техническому и экспортному контролю» уже в шесть утра по Москве, еще до структур Министерства обороны, была переведена на казарменное положение. Именно ее сотрудники одними из первых принесли в Кремль невероятные известия, подкрепленные данными перехваченных радио- и телефонных переговоров с «той» стороны границы. В любой современной войне, даже начавшейся при таких фантастических и, по правде говоря, до сих пор не осмысленных никем до конца обстоятельствах, количество жертв обратно пропорционально скорости принятия решений, напрямую зависящей от надежности своих систем передачи информации и уязвимости подобных систем противника.

Но все технические и организационные преимущества — ничто без железной воли. Кто бы ни сомневался в наличии таковой у политического руководства России — просчитались все, так и не усвоив одного из постулатов «большой игры»: «Если умеешь считать до десяти — остановись на шести».

Проснулся я от жары. И от солнца, бьющего прямо в глаза.

Продрав глаза, подошел к окну и обомлел. Градусник показывал аж плюс двадцать три. Блин, а еще вчера было плюс два. Ох уж эти погодные аномалии. Покурить вышел на балкон — и обомлел еще раз. Солнце подбиралось к зениту.

А на часах — восемь утра. Встали, что ли? Нет. Идут. На мобиле тоже восемь. Странно.

Набираю номер шефа, лихорадочно соображая — что сказать? Кхм… Нет сигнала сотовой связи.

Шлепаю на кухню, ставлю кофе, одновременно завожу ноут. Глянуть новости и попробовать связаться с редакцией по скайпу. Мля… Инета тоже нет. Подключение есть, а инета нет. Только локалка работает. На сайте провайдера мерцает большая надпись: «Отсутствие интернета обусловлено авариями у магистрального провайдера. Время восстановления — неизвестно. Перерасчет будет произведен после восстановления интернета». И все. Ладно, после разберемся.

Большим глотком допиваю кофе и мчусь в прихожую. По привычке влез в берцы, накинул осеннюю кожаную курточку.

Это сейчас плюс двадцать три. А к вечеру и все минус десять могут быть. Вятский октябрь — он такой. Нервенный и капризный. А берцы? Так журналист я. Наш город особой чистотой и летом не отличается, а уж осенью и подавно. Приходится порой в такие дебри забираться для репортажа, что только берцы и не жалко. Кто знает, куда нас сегодня жизнь закинет?

Блин, жену забыл на прощание чмокнуть. Ей хорошо, она дома работает. В онлайне. Думаю, разберется с провайдером самостоятельно. Она у меня умная девочка-фрилансер.

А на улице-то какая жарень! Непривычно как-то. Деревья полуголые, травы не видать под опавшими листьями, грязища осенняя — и над всем этим летнее, безоблачное небо.

Прохожие, спешащие по своим делам, тоже недоумевают. По лицам видно.

Вон, около въезда на Центральный рынок стоит азербайджанец и грустно тыкает и тыкает в свой телефон. В это же время разгружают его «газельку», забитую ящиками с ранней хурмой до самой крыши.

— Брат, — кричу я ему. — Который час, подскажи?

— Дывадцат минут дывятый час. Брат, а куда сывяз делас, э?

Я пожимаю плечами и иду дальше. Н-да… Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса Льюисовна Кэролл.

Иду и по привычке вслушиваюсь в разговоры вокруг:

…Резину опять менять придется… А я только зимнюю поставил… А если завтра опять мороз…

…Истинно говорю! Последние дни настали! Вот и Клавдия говорила у прошлом годе…

…А че синоптики? Синоптики лето с заморозками обещали!

…А по телику че говорят? Ниче не говорят?

В редакции тоже интернета не было. И телефоны тоже не работали. Кроме городского. Сисадмин разводил руками.

Шеф заглянул на минуту, озабоченно сообщил, что его вызвали на срочное совещание к губернатору, и умчался.

А я стал добивать вчерашнее интервью с начальником областного ГИБДД. Воткнул наушники, врубил диктофонную запись и стал писать, вернее, переводить на человеческий язык сухие цифры статистики происшествий на дорогах.

Не успел начать, как телефон зазвонил.

— На проводе! — брякнул я. За это на меня главред вечно лается. Надо говорить: «Добрый день, „Город Киров“, журналист отдела новостей Алексей Иванцов. Чем могу помочь?» Тьфу!

— Волк! А что с инетом у нас? — в трубке раздался нежный голос моей любимой жены. Волк — это кличка моя семейная. Я — Волк, она — Лиса. Всяко лучше «кис» да «заек».

— Да фиг знает, Лис. Ты провайдеру звонила?

— Звонила, ничего внятного сказать не могут. Ты телевизор смотрел?

— А что, футбол идет? — пошутил я. Телик у нас дома включается лишь во время футбола. К лешему этот зомбоящик.