Федор Вихрев - Веду бой! Смертный бой

— Что вы хотите от меня? — сухо спросил собеседник.

— Я хочу знать, что предпримет армия в ситуации, заметьте, абсолютно гипотетической ситуации, когда исчезнет правительство Рейха.

Генерал задумался, подошел к горевшему камину, постоял и начал отвечать: — В данной гипотетической ситуации армия могла бы прислушаться к авторитетному лицу и поддержать вновь организованное правительство, созданное здоровыми силами Германии. Но я никогда не пойду против интересов Германии и ее армии, ведь русские требуют полной и безоговорочной капитуляции.

— Знаете, генерал, не все так плохо, как кажется. В другом прошлом Германия полностью капитулировала, но страна сохранилась, хотя Вермахт убил около тридцати миллионов русских, украинцев и белорусов.

— Сколько миллионов? — ошарашенно спросил Бек.

— Война длилась еще четыре года, погибло десять миллионов немцев, американцы разбомбили все города, и девятого мая подписан акт о безоговорочной капитуляции. Гитлер уже знает об этом, он решил подстраховаться. Вам известно о приказе расстреливать военнопленных?

Бек молча смотрел на языки пламени в камине.

— Господин генерал-полковник, как я могу связаться с вами?

Он взял с каминной полки ручку и на листе бумаги написал номер.

— Позвоните по этому номеру и спросите господина Штрайбаха.

Через минуту смятый листок полетел в камин.

Прощаясь со мной, генерал был гораздо более приветлив, чем при встрече.

Лейтенант ждал меня в машине. Я открыл дверцу и сел рядом с ним.

— Вы не могли бы подвезти меня к главному филиалу Дрезднербанка? — спросил я.

Лейтенант кивнул и завел машину.

Мне порядком надоела эта конспирация, затеянная Гейдрихом. Я прекрасно понял, что мне он отвел роль живца, на которого будут клевать все недовольные режимом. При малейшей опасности он меня сдаст, но сейчас я ему был очень нужен.

Операционный зал банка был практически пустым, после начала войны с Россией финансовая жизнь Берлина практически замерла. Я подошел к клерку, сидящему за столом в дальнем конце зала.

— Могу я узнать о состоянии счета две тысячи десять? — произнес я.

— Одну минуту, — он посмотрел в свои бумаги, — вам нужно в кабинет двести двадцать, я провожу вас.

Мы вышли через неприметную дверь из операционного зала и по узким лестницам стали подниматься наверх. Двести двадцатый кабинет оказался на пятом этаже. В кабинете за столом сидели трое солидных пожилых мужчин. Они смотрели на меня недоверчиво-презрительным взглядом профессиональных банкиров.

Самый старший из них начал беседу.

— Встретиться с вами нас попросил один очень уважаемый нами господин, и только из уважения к нему мы будем вас слушать.

Начало было очень многообещающим.

— Господа, мне известно, что вам известны проблемы, с которыми столкнулся Рейх, начав войну против Советской России, — произнес я.

Банкиры озабоченно переглянулись.

Я продолжал:

— Все перспективы получения доходов от войны для финансовых и промышленных групп рухнули, когда выяснилось, кто в действительности противостоит Рейху.

— Господин Михайлов, вы ошибаетесь, наша армия наступает в Белоруссии и на Украине, а что до Восточной Пруссии, — он пожал плечами, — это слаборазвитый аграрный район, потеря которого совершенно не влияет на экономику Рейха.

— Нет, это вы ошибаетесь, спрятав головы в бумаги, как страусы в песок. После начала войны железнодорожные перевозки упали на две трети, Рур залит водой и обесточен, в Верхней Силезии большинство шахт остановлено, а с тех, что работают, не могут вывезти уголь.

Собеседники слушали меня, не перебивая.

Я продолжил:

— Потеряны шведская и норвежская руда, румынская нефть, а к сегодняшнему дню в стране не осталось ни одного крупного завода по производству синтетического горючего. Есть большая вероятность, что швейцарские банки закроют германские счета, в Швеции уже закрыты все счета в рейхсмарках.

— Хорошо, ваша информация только дополняет известную нам картину, но что вы хотите от нас? — спросил старый банкир.

— Ничего, меня только попросили обрисовать текущую картину, — ответил я. — Единственное, что хочу добавить, в Федеральной России есть много банков и промышленных групп, имевших тесные и взаимовыгодные связи с немецкими концернами и банками.

Из финансового лабиринта меня выведет все тот же клерк. Приближался вечер, и я спешил домой, чтобы успеть поужинать до того, как за мной придет автомобиль.

Вспоминая выступление перед банкирами, я сам удивлялся своему красноречию. Данные по экономике мне передали из экономического отдела СД, как и сам текст. Разведка поработала на славу, информация о счетах в Швеции была новостью для банкиров.

Какой я молодец, что дал Урсуле не рейхсмарки, а доллары.

Так я шел домой, мысленно поглаживая себя по голове за хорошо выполненную работу.

Подойдя к дому, я понял, что не попробую ужин, приготовленный для меня фрау Мартой.

Рядом с автомобилем стоял Оскар и нервно поглядывал на часы.

— Быстрее, Петр, нам срочно нужно быть в Боргсдорфе.

— Что случилось? — уже в машине спросил я.

— У нас нет самолета, — прорычал Штайн. — Толстозадая душка Геринг не придумал ничего лучше, чем собрать все, что летает, и послать бомбить Кёнигсберг. Он хотел оправдаться перед Фюрером за «Вольфшанце» и Рейхсканцелярию. Русские сбили все, что послал на них этот урод, а вечером начали утюжить все аэродромы на северо-востоке Рейха. У нас больше нет люфтваффе.

Не отрываясь от управления автомобилем, он вытащил сигарету и закурил.

— Планы меняются, Шелленберг приказал возвращаться в Боргсдорф.

Мне стало очень неуютно на мягком сиденье, за спиной отчетливо ощущалась старуха в черном плаще, с косой.

Увидев мое состояние, Оскар улыбнулся:

— Не бойся, операцию не отменяют.

Я слишком глубоко вляпался, чтобы попытаться выйти из игры. Мне надо было попросить Оскара вывезти меня из Берлина, но, возможно, и это предложение было ловушкой, ведь он был не один. Ну и ладно, пускай все идет, как идет, я откинулся на сиденье и задремал.

В кабинете Шелленберга нас ждал Гейдрих.

— Господа, — начал он. — Ваш вылет назначен на час ночи, сейчас вы получите мои письменные инструкции. После прочтения их необходимо уничтожить. К полуночи вы должны быть полностью готовы.

Я и Штайн получили плотные бумажные конверты и прошли в отведенные для нас кабинеты.

В инструкции Гейдрих повторял все то, о чем он мне говорил день назад.

В кабинет вошел Шелленберг, он выхватил из моих рук бумагу, на обратной стороне написал пару строк заранее приготовленной ручкой. Он повернул листок так, чтобы я прочитал: «Согласен на все при гарантии сохранения жизни и свободы».