Петр Донцов - Николай I - Попаданец

Надо сказать, что женщины в XIX веке не брились. Душевых тоже не было, ванные имелись, но это был удел богатых. Добавьте к этому плохое качество мыла и его недоступность большинству. Другая диета и другой запах парфюма. Так что с личной гигиеной было не очень. Все это значительно отличало женщин XIX века от их современниц века XXI. Так, что если бы не долгое воздержание, то я, быть может, перетерпел бы еще, пока не привыкну к местным реалиям.

Еще очень непривычным был факт быстрого старения. Люди в основном жили мало и плохо. Отсутствие медицины, лекарств, дантистов и пластических хирургов оптимизма не внушало. Люди старели очень быстро: в 35–40 лет мужчины выглядели стариками, с гнилыми зубами и морщинами. Женщины выглядели не лучше, особенно крестьянки, а ведь страна на 95 процентов была крестьянской. Средняя продолжительность жизни была 40–45 лет и жизнь эта для большинства была беспросветной.

За прошедший год я возмужал и обрел некоторую самостоятельность. Курс моего образования закончился, и мне предстояло проходить службу в одном из гвардейских полков. И хотя в моем времени мне исполнилось бы 33 года – явно не призывной возраст, я радостно ждал перемен. Жизнь под надзором матушки и Ламздорфа мне осточертела. Плюс армейский опыт был мне необходим для приобретения практических знаний и для установления нужных связей.

В начале 1814 года маман наконец-то разрешила мне и Михаилу выехать в действующую армию, которая воевала в Европе и 5 февраля 1814 года мы в сопровождении неусыпного Ламздорфа покинули Петербург. Так закончилось мое детство в этом мире.

Мелкий дождь, что моросил с самого утра, и солдатские сапоги превратили землю в чавкающее месиво. А от порохового дыма этот холодный октябрьский день казался еще более серым. Сквозь пелену дыма тут и там пробивались вспышки орудийных залпов, которые тонули в общей какофонии боя. И лишь отблески пожара горящей неподалеку деревни немного освещали горизонт.

Бой начался с самого утра артиллерийской перестрелкой. Вскоре орудия грохотали по всему фронту и с ними огромные людские массы пришли в движение. Разноцветные фигурки солдат стройными колоннами, под барабанный бой двигались навстречу друг другу. И хотя разрывы шрапнели оставляли глубокие прорехи в этих колоннах, строй смыкался вновь, и колонны продолжали свое, казалось неумолимое, движение. Полковник Ефремов, командующий Лейб-гвардии казачьего полка, наблюдал за началом боя, находясь в резерве, подле штаба, где пребывали их величества и главнокомандующий Шварценберг. Но вскоре пороховой дым заволок все долину, где разворачивалось сражение, и с высот, где находился резерв стали видны лишь отдельные фрагменты боя, там, где ветер разгонял дым и становились видны фигурки солдат, уже сошедшихся в рукопашной.

К десяти утра, через два часа после начала боя, деревня Вахау, где находились войска под непосредственным командованием Наполеона, была взята штурмом русскими и прусскими дивизиями, при содействии кавалерии генерала Палена. Но французы не думали отступать. Сосредоточив огонь сотни орудий на деревне, они вынудили союзников оставить с таким трудом занятую позицию. Превращенная в щебень деревня пылала, и отблески этого пожара слегка освещали поле боя, ибо хотя было немного за полдень, в низине у высот царили сумерки, в которые и вглядывался полковник, пытаясь определить по звукам артиллерии, где сейчас идет бой и что вообще твориться внизу.

Их величества и главнокомандующий были осведомлены, несомненно, лучше, ибо каждые пять минут к ним подскакивали адъютанты с известиями от командиров дивизий и бригад. Палатка для главнокомандующих едва вмещала их величества и начальников их штабов, ибо была рассчитана только на половину присутствующих. Но сейчас на карту было поставлено очень многое, и это генеральное сражение, которого так ждали и так опасались, должно было переломить ход компании и ежели повезет, то и вовсе сокрушить французов. Вот потому и решили императоры лично присутствовать на поле боя, дабы подстегнуть нерешительных и поднять мораль союзных войск. Подле палатки были сооружены несколько импровизированных столов, где и разместилась часть свиты.

Чтобы уберечь гвардейский резерв от излишних потерь, большинство солдат разместили за гребнем холма. Казаки стреножили коней и, усевшись возле, ожидали своего часа. Так как бой шел в четырех верстах от штаба союзников, ядра до них не долетали и казачки, в ожидании, травили байки и делились мнениями насчет хода битвы.

Однако в три часа после полудни шум боя усилился и начал приближаться к штабу союзников. Прискакавший лейтенант доложил, что французы под командованием Мюрата смяли русско-прусскую линию и что французские кирасиры и драгуны под прикрытием артиллерии мчаться прямо на высоты и вот-вот должны быть здесь.

— По коням, — рявкнул Ефремов, и казаки вмиг оседлав коней, образовали линию, выехав на гребень холма. Оттуда уже были видны закопченные кирасы французов и красные мундиры драгунов, а поблизости стала шипеть шрапнель полевых пушек.

Вынув саблю и указав клинком на ряды французских кирасир, он прокричал:

— За бога, царя и отечество, — и тронув коня, перешел в рысь. За ним лавиной тронулся весь полк, дабы остановить французов и продержаться до прибытия подкреплений. С ходу полк врезался в ряды кирасир, чтобы остановить их наступательный порыв. Проскочив первый ряд, полковник саблей сшиб оказавшегося сбоку француза, и, увидев орущего кирасира-великана с левой стороны, дал шенкеля коню, дабы уйти от удара и в свою очередь, чуть повернув коня в сторону, ударил другого кирасира в незащищенную спину.

Так как ряды русских и французов смешались, командовать разрозненными группами всадников стало невозможно. Ряды кирасир для атаки были построены довольно плотно, и свалка получилась очень тесной. Подчас люди соприкасались коленями, били друг друга локтями, рубили саблями, кое-где звучали выстрелы. Полковник был опытным воякой, с детства приученный к битве и дрался хладнокровно. Впрочем, кирасиры тоже дрались отчаянно, и за полчаса лейб-полк потерял треть своего состава. Никто из противников не собирался уступать, но французы начали давить массой, и положение стало совсем отчаянным, когда, наконец, подоспели подкрепления.

— Наши, — закричали казаки и с новой яростью набросились на французов. Ефремов оглянулся назад и увидел лавину всадников галопом скакавшим в их сторону. «Успели», — с облегчением подумал он. Подоспевшие уланы с криком навалились на уже порядком подуставших французов, а подошедшие за ними драгуны с полевой артиллерией отпросили их обратно на исходные позиции.