Петр Донцов - Николай I - Попаданец

В Париже я встретил своего друга детства Владимира Адлерберга, уже боевого гвардейского офицера. Точнее друга настоящего Николая, но память реципиента и здесь не подвела. Тем более что за прошедший год мы обменялись двумя-тремя письмами, так что я был в курсе основных событий в его жизни. Владимир был типичным молодым ветераном, в свои двадцать четыре года он успел поучаствовать в дюжине сражений, в том числе и при Бородине и под Лейпцигом, дослужившись по подпоручика.

Там же в Париже я впервые познакомился с лучшими боевыми генералами русской армии, среди них с Иваном Фёдоровичем Паскевичем и Алексеем Петровичем Ермоловым. Оба они были разного характера и темперамента, что частично объясняло их дальнейшую неприязнь. Я довольно много времени проводил с каждым из них, обсуждая прошедшие компании. Это дало мне возможность поближе с ними познакомиться и также лучше понять оперативное искусство моего времени, проблемы и лимиты логистики, достоинства и недостатки разных видов вооружения. Им льстило, что великий князь, брат императора, интересуется их «работой» и почтительно выслушивает их пояснения. Забегая вперед, скажу, что эти генералы сыграли немаловажную роль в моей дальнейшей жизни. Впрочем, ко времени нашего знакомства они уже были людьми состоявшимися, и поэтому неудивительно, что такие значительные личности оставили свой след в истории.

Не хватало лишь Кутузова. Старый фельдмаршал не дожил до конца войны и был похоронен в Казанском соборе. Мне было жаль, что он не дожил до окончательной победы над Наполеоном, хотя конечно в победе этой он не сомневался. Я вспоминал, что в моем времени многие сомневались в его полководческих талантам, мол, еще один генерал, который волею случая попал в герои, а так, мол, посредственность. Впрочем, такие голоса, хотя и реже слышались и при дворе Александра. У фельдмаршала было достаточно недоброжелателей.

Кутузова я видел всего лишь раз, и то мельком, поэтому мне было тяжело составить свое мнение о нем. Но действительно, долгие годы войны с Наполеоном выявили плеяду блестящих генералов, таких как Милорадович, Дибич, Паскевич, Ермолов и другие. Наверное, многие из них были талантливее Кутузова, как полководцы, но одно то, что Кутузов решил сдать Москву вопреки мнению очень многих маститых генералов и политиков и, не подавшись чувствам, сохранил армию, говорило о его таланте стратега и о его здравом смысле. А здравый смысл, во все времена был редкостью. Даже Наполеон, даром что гений, совершал ошибки из-за излишней самоуверенности и презрения к противникам, в итоге чего в итоге и переехал из Парижа на остров Святой Елены.

Как только замолкли пушки, заговорили политики. В Европе нарастала очередная замотня. На этот раз англичане с австрияками планировали войну против России и Пруссии. Как я уже упоминал, Россию боялись, и претензии Александра на Польшу и Бессарабию изрядно волновали австрияков, самих поглядывающих на Польшу и Балканы, и англичан, которых волновал возможный выход русских в Средиземное море. Французы, в лице недавно посаженного на трон, не без помощи Александра, Людовика Восемнадцатого, склонялись в сторону англичан.

Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы Наполеон не вернулся во Францию и не выгнал бы Людовика восвояси без единого выстрела. Старый враг объединил, готовых было загрызть друг друга союзников. Как говорят политики: bigger and elsewhere [2] Bigger and elsewhere: дословно больше и в другом месте. То есть создание более сенсационной ситуации, что бы отвлечь внимание публики от текущих проблем. Зачастую используется политиками для уменьшения критики в свой адрес, с помощью прессы разумеется. .

Стоял солнечный августовский день. Поручик Синявский в парадном мундире и до блеска начищенным кивером стоял во главе своей роты. Обширная долина у подножия горы Монтеме была усеяна воинскими колоннами.

— Господин поручик, все готово? — спросил капитан Уваров, командир роты.

— Вся рота построена, господин капитан, — ответил поручик.

— Молодцы, — сказал капитан и вытер вспотевший лоб. День выдался жарким, а построенные войска уже как два часа стояли на созданном природой плацу. Капитан еще раз прошелся вдоль строя, придирчиво оглядывая солдат, построенных в три ряда. Солнце бликами играло на примкнутых штыках, киверах и пуговицах. Увиденным капитан остался доволен, от чего хмыкнул в густые, пшеничные усы.

Капитан Уваров, начавший службу поручиком, получил чин капитана после сражения под Лейпцигом, где с горсткой солдат сумел остановить атаку французов на русскую батарею. Раненный в этом сражении поручик, полгода провел в лазарете и тыловом лагере, прежде чем вернулся в действующую армию в чине капитана. Война продолжалась, и армия нуждалась в опытных офицерах. От той памятной битвы у капитана остались шрамы в предплечье и на бедре, но он был молод и справедливо считал, что шрамы украшают мужчину.

Генеральной репетицией к параду командовал сам император, лично отдавая приказы войскам. Впрочем, прошедшие всю Европу солдаты и так знали свой маневр. В день парада исполнилось ровно три года со дня Бородинского сражения, и если три года назад вся Европа вторглась в Россию, то теперь, наоборот, русские солдаты маршировали в самом сердце Европы.

— Сейчас начнется, — успел сказать капитан, как с горы донесся пушечный выстрел, возвещавший о прибытии государя, и войска взяли ружья на плечо. Как будто волна прокатилась по равнине. Громкое «Ура» разнеслось вокруг. Парад начался. После третьего выстрела солдаты построились в походные колонны, а после четвертого образовали гигантское каре. C холма, где находился император и его гости, вид ста пятидесяти тысяч солдат, четко исполнявших каждую команду, произвел ошеломляющее впечатление. Несколько минут все молчали, потрясенные грандиозным зрелищем, а потом император спустился с горы, и при радостных криках объехал гигантский квадрат каре. Позади Александра следовала внушительная свита, состоявшая из австрийского и прусского императоров, русских генералов и многочисленных иностранных наблюдателей. Многие иностранные офицеры переговаривались между собою, обсуждая увиденную мощь. Герцог Веллингтон, наклонившись к Александру, сказал:

— Я никогда не представлял, что армию можно довести до такого совершенства! На что император ответил ему:

— Я вижу, что моя армия – первая в мире, для нее нет ничего невозможного!

Объехав фронт каре, император остановился в середине. Приветственные крики умолкли, и Александр поздравил солдат с победой и поблагодарил за службу. Армия прошла церемониальным маршем мимо Его Величества. Вот и поручик Синявский, чеканя шаг, прошел во главе своей роты мимо государя. Настроение было торжественное и приподнятое. Русская армия возвращалась домой.