Александр Харников - Царьград (сборник)

– Договорились, Джордж, – голос канцлера снова стал доброжелательным. – А теперь давайте выпьем еще по рюмочке коньяку и поговорим о поэзии и о драматургии.

Сейчас в Вашингтоне все равно еще только лишь семь часов утра, и времени у нас более чем предостаточно.

8 сентября (27 августа) 1877 года. Утро. Штутгарт Капитан-лейтенант Виктор Брюсов

– Stuttgart, meine Herren! Штутгарт, господа! – сказал проводник и поклонился. Джон сунул ему пару купюр – проводник склонился еще ниже, – потом носильщики взяли наш багаж, и мы вышли на перрон старого штутгартского вокзала.

Для меня это было возвращением в детство. Родился я в Москве, где мой отец работал инженером на одном из заводов. В девяносто первом, когда мне было всего лишь шесть лет, он погиб – его сбила навороченная тачка, вырулившая на тротуар, и даже не остановилась, оставив его умирать на обочине. Нашлись свидетели, которые описали машину, а двое даже записали ее номер, но потом все вдруг отказались от своих показаний, и уголовное дело было закрыто. А через год мать вдруг объявила, что она выходит замуж за герра Иоахима Мюллера из Штутгарта.

Мюллер все время приходил в наш дом с подарками – мне от него перепадали то одежда, то геймбой, то одноразовый фотоаппарат. Но мне он сразу не понравился. Мама кричала, что это потому, что я к нему ревную, но когда отгремела свадьба и мы уехали в Германию, оказалось, что я оказался прав. Нельзя сказать, что он был таким уж плохим человеком. Но он был швабом. А швабы, немцы, населяющие Вюртемберг и западную Баварию, вероятно, самая скупая нация в мире.

В доме у него не было ни единой художественной книги, только низкопробные журналы, пара путеводителей и три-четыре книги на тему «сделай сам». Маме он сразу подарил швабскую кулинарную книгу, на которой все еще алел ценник «одна марка» – судя по всему, куплена на распродаже остатков неудачного издания. Впрочем, телевизор был неплохой, но программы были настолько скучными, что смотреть мне его совсем не хотелось.

Разговоры по-русски были запрещены – хотя, конечно, когда его дома не было, мы с мамой переходили на родной язык. Еда и одежда покупались только в самых дешевых магазинах, и мы почти всегда были голодными.

В уроках вождения маме было отказано («слишком дорого»), спал я на старом диване. Я записался было в футбольную команду, но Йоахим отказался платить взносы. Его понятия о расходах соответствовали швабскому анекдоту про щедрость: «Если это стоит менее одной марки, то покупай и не смотри на ценник!»

Но с футболом мне все же повезло – тренер команды, герр Клаус Обермайер, когда я, сдерживая слезы, сказал, что не смогу играть, ответил просто:

– Если этот жлоб за тебя не хочет платить, то заплачу я. Вижу, что ты такой же, как и все русские, и никогда не сдаешься. Из тебя будет толк. Отец мне много рассказывал про Восточный фронт. Он часто мне говорил: Клаус, если бы русские и немцы воевали на одной стороне, мир давно был бы наш.

Клаус показал мне, что швабы тоже бывают разные. Я сдружился с его сыновьями – Тобиасом и Штефаном, с которыми мы вскоре превратились в самых результативных нападающих молодежных команд во всем столичном регионе. После каждой тренировки мы ужинали у Обермайеров, и всю мою футбольную экипировку подарил мне тот же Клаус. И, главное, я очень неплохо заговорил не только по-немецки, но и на швабском диалекте. Иоахим даже постоянно ставил меня в пример маме, как будто это была его заслуга.

Через четыре года мама наконец не выдержала и решила вернуться в голодную Россию. Она согласилась на быстрый развод практически на условиях Иоахима (тысяча марок плюс билеты на поезд, отказ от всех других претензий).

Оставшаяся часть моего детства прошла сначала в Москве, потом в Питере, где мама еще раз вышла замуж и где я и окончил знаменитую «Дзержинку», как раз в том самом году, когда в Мюнхене с трибуны прозвучала знаменитая речь Путина. Гром оркестра, торжественное вручение дипломов и новеньких погон, и вот уже поезд везет меня в Мурманск, на Северный флот.

С Тобиасом и Штефаном я переписывался до самого последнего времени. Они даже приезжали несколько раз к нам в гости в Петербург и постоянно звали меня к себе в Германию. Но я уже делал карьеру военного моряка и лишь молил Бога за то, чтобы глупость и подлость европейских политиков не заставили бы меня убивать моих немецких друзей.

И вот, после пересадок в Вене и Мюнхене, мы с мистером Девоем оказались в Штутгарте, городе моего детства. Жаль, не только мои друзья, но и Клаус еще не родились. Мы купили билеты на вечерний поезд в Париж. Вещи отдали носильщикам – камеры хранения здесь еще нет, но за небольшую плату все сохранится в лучшем виде, так мне сказал Джон. А мы пошли в город, посмотреть его, благо время есть, да и Джону нужно было отправить телеграмму в Париж – к нам там присоединится Джеймс Стивенс, «патриарх» ирландской борьбы за независимость. Его мнение будет много значить и для наших планов, и по вопросу о том, достоин ли я стать королем Ирландии.

Конечно, мне лично это не особенно-то и хочется. Но, как любила говорить моя мама: «Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть!» Да и вряд ли они откажут, ведь без российской помощи их революция будет обречена на поражение.

Одеты мы были с иголочки, так что относились к нам везде подчеркнуто вежливо. Послав телеграмму, мы вышли по Кёнигштрассе к Дворцовой площади, обрамленной тремя величественными дворцами. И когда мы подошли к Новому замку, построенному по образу и подобию Версаля, навстречу нам попалась высокая, уже немолодая, но все еще красивая дама в сопровождении нескольких человек. Увидев нас, она спросила по-немецки, кто мы такие и откуда…

И тут я вдруг понял, что дама передо мной – некто иная, как сама вюртембергская королева Ольга, дочь Николая I, некогда считавшаяся самой красивой невестой королевских кровей во всей Европе. Ее портрет висел в Музее земли Баден-Вюртемберг в Старом Замке.

Клаус Обермайер, отец моих друзей детства, неплохо знал историю Вюртемберга и нашел во мне тогда благодарного слушателя. Поэтому я знал, что ее муж, король Карл, был большим почитателем искусств и молодых людей, и примерно в эти годы проводил почти все свое время в обществе секретаря американского консульства в Штутгарте, некого Ричарда Джексона. У Ольги даже не было детей, ведь Карл практически сразу после свадьбы отказался исполнять свои супружеские обязанности, да и, вероятно, страдал бесплодием от венерической болезни, полученной в юности и кое-как залеченной тогдашними варварскими методами.

Зато все бремя правления небольшим королевством было сброшено им на плечи Ольги Николаевны.

Она делала все, чтобы не дать Пруссии подчинить себе маленький Вюртемберг. И тут вдруг, как гром среди ясного неба, она узнала, что ее супруг взял немалые деньги в долг у Пруссии, о которых он не счел нужным информировать супругу. А условием для кредита было вступление Вюртемберга в Северно-Германский Союз под эгидой Пруссии. Так что ее августейший супруг одним росчерком пера свел на нет всю ее многолетнюю политику, а Вюртемберг превратился в пусть де-юре и автономную, но провинцию Германской империи – так переименовали Северно-Германский Союз после присоединения Бадена, Вюртемберга и Баварии.