Илья Бриз - Сбить на взлете

Я, как заявлял воентехник второго ранга Павел Елизарович, отвечавший за самолет отца, везде пошебуршать успеваю. Почему шебуршать? Никому ведь не мешал, даже помогал иногда. Подолгу сидел в кабине лобастого «ишачка», запоминая приборы и многочисленные рычажки со штурвальчиками. Представлял, что лечу сам и выполняю учебные задания, что вычитал в толстой папиной тетради.

На «У-2» получалось летать часто. Почти каждый раз, когда отец летел в штаб дивизии, он брал меня с собой и учил управлять этим тихоходным бипланом. После первых полетов даже разрешил сажать «ушку», но только на своем аэродроме. А дома давал зубрить наставления по производству полетов ВВС РККА и технические описания боевых машин. Зато потом, на новый сорок первый год, царский подарок сделал — дал несколько раз подняться в небо на «УТИ-4». Очень сложный в управлении самолет. И обзор из него не очень. Я хоть и вытянулся прилично за последний год, все равно даже из передней кабины, пока папа не приподнял на разбеге хвост, видел только в стороны. Фигурять на спарке отец мне не дал — только показал, как это делается. С посадкой у меня тоже ничего бы не получилось — слишком быстро и точно надо было все делать. Хотя в последнем четвертом полете папа очень хвалил за правильный расчет захода на полосу. Я чувствовал на ручке и педалях все движения отца и шалел, как будто сам полностью управляю самолетом. Зато очень четко ощутил разницу между легеньким «У-2» и этой машиной. Время! На биплане все происходило медленно, а «Ишак» отрывался от земли на скорости, которая для тихоходной «ушки» была максимальной. На «УТИ-4» надо было очень аккуратно дозировать перемещения ручки управления и педалей. Страшно строгий самолет. Но зато мощный мотор легко поднимал маленький лобастый ястребок в небо.

Когда в марте этого года привезли большие ящики с новыми истребителями, моя помощь, как говорил тот же Елизарыч, была неоценимой. Тут ключ придержу, педали в кабине при натяжке тросов руля направления зафиксирую. Даже в отказе пушки до прихода сержанта-электрика сам разобрался — всего-то проволочка предохранителя в цепи электроспуска перегорела.

В конце мая — почти все летчики полка уже давно вылетели на новых Яках — привезли еще один ящик со спаркой* Як-7УТИ. Первыми на учебно-тренировочном истребителе слетали папа с дядей Витей.

— Ну как? — спросил военинженер третьего ранга Мамонтов, под чьим руководством тогда только что собрали машину.

Отец только невнятно отмахнулся рукой и ушел, чуть прихрамывая. Майор Коноваленко задумчиво приподнял брови и пожал плечами:

— Как учебная — сойдет. А в качестве нормального истребителя — не тянет. Мощность мотора, сам знаешь, занижена, и один ШКАС вместо пушки и двух пулеметов слабоват.

Вот после этого мне и удалось несколько раз слетать на новой спарке. Разница между УТИ-4 и Яком была огромной. Двухместный вариант «Ишака» был, надо признать, очень тяжелым в управлении. Потому, наверное, папа и не дал мне ни разу попробовать посадить его, как я уже не раз делал это на связном У-2. А вот учебный Як-7, конечно под контролем отца, посадил в первом же полете, хотя скорость у земли на нем все-таки чуть больше, чем у УТИ-4. Не говоря уже о связном тихоходном биплане. На Яке все получалось чуть ли не само собой. Очень он простой в управлении. Я сам удивился, что так легко все получается. Вот как подумаешь, так и летит. Дядя Витя, хотя и говорил все время, что отец меня балует, но при этом сам несколько раза брал с собой в небо на учебной машине. И даже показал, как правильно целиться и стрелять из пулемета, который стоял на Як-7УТИ. Чего сложного-то, если сзади-сбоку на конус заходишь?

*В данном случае — двухместный (курсант + инструктор) вариант одноместного самолета.

Проснулись рано, на самой зорьке, быстро позавтракали с холодным чаем, ополоснули мордахи в ручье и двинули к дому. Через час нарвались на большую колонну немцев. Сначала впереди проехали громко тарахтящие мотоциклы с люльками, на которых стояли пулеметы. Дырчатые кожухи длинных стволов торчали в стороны, словно черные оглобли. Потом запылили большие тупоносые грузовики со свернутыми брезентовыми тентами кузовов, набитые веселыми солдатами. К последним грузовикам были прицеплены пушки с надетыми на набалдашники чехлами. Дальше враги стали попадаться чаще. Кто на отдельных машинах, но большинство на конных повозках фабричной выделки с обрезиненными колесами. Все довольные, жизнерадостные, зачастую орущие песни на своем лающем языке. Глаза б мои не видели…

На нас с Серегой, бредущих по краю дороги, никто внимания не обращал, только иногда приветственно помахивали руками. Когда солнце поднялось высоко, увидели впереди на обочине легковушку с колесами на блестящих спицах. Подошли ближе и разглядели пару солдат, разогревающих на костре консервы и немолодого офицера с витым блестящим шнуром на погоне, сидящего рядом на складном табурете. Мы хотели пройти мимо, но немец подозвал и что-то долго назидательно говорил, иногда улыбаясь. Ни я, ни Серега ничего не поняли — моя мама учила нас в школе французскому, который сама знала очень хорошо. Офицер покровительственно улыбнулся, достал из стоящего рядом портфеля желтой кожи маленькую длинную упаковку и протянул малому. Сережка брать не хотел, но после моего тычка локтем — ну его, еще обидится и накостыляет — неуверенно взял. Это оказалась шоколадка. Отошли за поворот — лесная дорога иногда петляла — Серега достал и нетерпеливо разорвал яркую обертку. Под ней в почти прозрачной кальке была длинная плитка, разделенная на прямоугольники надрезами. Шоколад оказался приторно сладким, но мы съели его очень быстро. Малый облизал свои пухлые как у девчонки губы и, впервые за день изобразив нечто похожее на улыбку, признался: «А ничего так».

К повороту на местечко подошли уже ближе к вечеру и, не сговариваясь, побежали. Из-за леса тянулись струйки черного дыма, несло гарью и копотью. Повернули за деревья и встали. Аэродрома, можно сказать, не было. Взлетное поле испятнано многочисленными воронками, на стоянках дотлевали остовы самолетов. Много разрушенных капониров. На месте казарм валялись кучи чадящих раскиданных бревен.

— Как же это? — поникнув, протянул Серега.

— Война, — глупо ответил я, угрюмо наблюдая за жителями, закапывающими большую яму у самого леса. Из-под земли еще были видны чьи-то руки и торчащая вкось сломанная нога в красноармейском ботинке. На фоне буро-черной запекшейся крови белая кость смотрелась как-то неестественно. Рядом с ямой надсмотрщиками стояла пара немецких солдат с винтовками и поторапливала людей: «Шнель-шнель». И еще был запах. Какой-то приторно-сладковатый дух тления. Чем-то похожий на вонь от случайно раздавленной грузовиком в прошлом году кошки. Только здесь были мертвые люди. Много… Малый смотрел, а меня начало выворачивать. Прислонился к стволу растущей на опушке лиственницы и долго травил коричневую слизь. Шоколадка?