Виктор Строгальщиков - Край

Выпив две кружки подряд и зачерпнув было третью, он почувствовал холодную тяжесть в желудке, прямо под грудиной, и с сожалением поставил кружку на дощечку. Люди из комнаты вернулись в кухню с пустыми руками, оружие было не в счёт, и тот, что разрешил ему попить, глянул в ноги Лузгину и выматерился. Лузгин опустил глаза к полу и увидел, что стоит обеими ногами на квадратном люке кухонного погреба. Тихим матом его выгнали из кухни — сначала в сени, а потом наружу. Мужичок у крыльца достал из кармана ватника моток верёвки и направился в дом, потом оттуда вышли все и встали у стены, но не под окнами, а Лузгина отогнали подальше, к сараю, и заставили присесть. Мужичок с верёвкой тоже присел — у двери, спиной к стене, — резко дернул на себя веревку и потащил, перебирая руками. И не случилось ничего. Мужичок ещё подёргал: за что-то зацепилось. Давай гранату, сказал водитель Саша. А ты своей, прихмыкнул мужичок с верёвкой. Ну, жмоты, блин, сказал водитель Саша. Он зашёл внутрь, крикнул там два раза грозным голосом, выбежал и спрыгнул вбок с крыльца.

В доме грохнуло глухо, стёкла зазвенели, но не вылетели. Мужичок сходил, отвязал верёвку и вскоре стоял на крыльце, по-хозяйски наматывая её на кулак, и никто не спросил у него, что там, в погребе.

— Ну, не вспомнил? — спросил Саша.

— Нет, — сказал Лузгин. — Надо бы с улицы посмотреть. Со дворов-то, блин, всё одинаково.

— Ну, значит, с улицы посмотрим, — сказал Саша.

Они и трёх домов не миновали, осторожной цепочкой продвигаясь по запорошённому снегом придорожному кювету — там, дальше, в конце улицы, другие люди тоже шли кюветом, только слева от дороги, а на самой дороге слабо дымил большой подбитый грузовик, — как Лузгин наткнулся взглядом на столб с фонарём, и ворота, и широкие окна, быстро догнал Сашу и стал хватать его за плечо. Водитель Саша молча расширил глаза в знак вопроса, и Лузгин так же молча потыкал пальцем в сторону ворот.

— Ты уверен, Василич? — Голос у Саши почему-то был недовольный, и Лузгин кивнул с максимальной серьёзностью. — Ты смотри, блин, целёхонький… Стоять, мужики! Вспышка справа!

— Какая вспышка? — шёпотом крикнул Лузгин.

Саша, кривя губы, сказал: «Ха-ха-ха» — и стал командовать, куда кому бежать и кому где оставаться.

— Давай, Василич, под забор. Если дёрнешься, сам пристрелю. И тебя, Храмов, тоже.

Водитель Саша и ещё два человека побежали к воротам, трое других быстро скрылись в соседнем дворе. Железная калитка у ворот была полуоткрыта, и только Саша заглянул внутрь, как по железу лупануло градом, но Саша увернулся, и двое, что были с ним, отошли немного от ворот и, одинаково широко отводя руки в сторону, большой дугой забросили во двор по осколочной гранате, дождались, когда там грохнуло, и бросились в калитку, стреляя от живота. Лузгин сквозь щели в штакетнике и ветки кустов увидел, как они мелькнули и скрылись за кирпичным углом дома, белым с красными узорами кладки, потом туда же юркнула Сашина кургузая фигура. Автоматный грохот разом стих, не слышно было ни шагов, ни голосов, только Храмов рядом шмыгал носом да в конце улицы раздавалось автоматное татаканье. Из-за угла донёсся звон и треск бьющихся стёкол, и через несколько мгновений в доме бухнули один за другим несколько глухих взрывов, окно, напротив которого они лежали под забором, лопнуло с плоским звуком и забросало их осколками. Пора и нам, решил Лузгин, вскочил и побежал к калитке.

Широкий оконный проём, за которым позавчера Лузгин видел сквозь тюль черноволосые и бритые головы в электрическом свете, темнел голой рамой с косыми фрагментами стёкол, драная занавеска свисала наружу. Посреди двора боком к Лузгину стоял человек, натянутая верёвка уходила за угол дома. Двумя руками человек рванул её к себе, попятился спиной и сел на землю. Лузгин сдавленно крикнул: «Не надо!» — и бросился вперёд, в ужасе, что не успеет.

Крышка погреба была откинута навзничь, рядом стоял водитель Саша с круглой гранатой в руке, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Лузгин заорал на него:

— Что ты делаешь, гад? Там же свой, я тебе говорил!

Саша пожал плечами, глянул в горловину погреба, потом на гранату в руке, хлопнул себя по лбу свободной ладонью, сказал: «О, ё!» — вразвалку пошёл к дому и закинул гранату в окно. «И не хрен на меня орать», — сказал он Лузгину. Через забор соседнего участка перелезали трое, что были посланы в обход, и Саша обругал их в хвост и в гриву. У крыльца лежал на спине убитый парень в куртке наподобие лузгинской и грязных кроссовках. Другой, в полосатой нарядной рубашке, заляпанной красным и чёрным, лежал поодаль, возле погребного люка, вниз лицом. Один из партизан, первыми вбежавших во двор, теперь сидел на ступеньке крыльца, держался за бок и раскачивался, а тот, что дёргал за верёвку, стоял над раненым и возился с пуговицами его бушлата. Лузгин доковылял до погреба и опустился на колени возле чёрного проёма.

— Ломакин! — крикнул он в глубину. — Ты жив, Ломакин?

Ответа не было. Ну как же так, горько подумал Лузгин, как же так, неужели? Он так спешил, так старался, и всё напрасно… И тут из глубины раздался хриплый голос:

— Это ты, что ли?

— Я, я! — как немец, заорал Лузгин. — Конечно я, Ломакин, кто ещё!

— Ну ни хрена себе, — сказал внизу Ломакин.

Лузгин вскочил и стал махать руками Саше.

— Там цепь! Он там на цепи, надо чем-нибудь, ну, это…

— Поди-ка, воин, топор поищи, — сказал водитель Саша одному из подошедших от забора. — Не суетись, Василич, успокойся.

— И там темно, фонарь нужен!

— Да где я тебе фонарь достану, ё!

— Да в доме же, — рассерженно сказал Лузгин и побежал к крыльцу.

— А ну вернись, — приказал ему Саша, но Лузгин отмахнулся, не глядя. Ручка на двери была простая, облупленного белого металла, он потом долго её помнил, эту ручку, и как взялся за неё и потянул, дверь подалась со скрипом, но легко, и позади него закричал Саша и кто-то ещё, совсем рядом; Лузгин обернулся в движении. Тот, что возился с раненым, схватил его за край пуховика и дёрнул на себя, и в следующее мгновение Лузгин уже летел с крыльца спиной вперёд, как в замедленной съёмке, ручка вырвалась из пальцев, оставив дверь полуоткрытой, и сваливший Лузгина партизан сам повалился тоже, а раненый сидел, как и сидел, и тут от двери полетели щепки, и раненый задёргался, из его груди стали вырываться клочья; Лузгин грохнулся о землю, задрав ноги, а следом упал и раненый, будто в воду соскользнул с бортика бассейна.

Во дворе поднялся такой ужасный грохот, что звук внутри дома уже не различался. Дверь моталась и билась под пулями, и тот, сваливший Лузгина, полз на карачках с автоматом, прячась за крыльцо, а раненый лежал бугром, не шевелился.

Стрельба закончилась, и Лузгину как ватой уши заложило. Мимо беззвучно проскочил водитель Саша с чужим автоматом в руках, одним махом влетел на крыльцо, задержался у двери, бешено глянул в лицо валявшемуся Лузгину, дал очередь внутрь — наотмашь, никуда не целясь, ударил дверь ногой и бросился вперёд, стреляя на ходу без остановки.