Евгений Красницкий - Отрок. Часть 7.

А кто же второй? Я же его только со спины видел и не узнал. Хорош командир!».

— Деда, а у меня еще двое убитых могло быть. Филипп случайно нагнулся, как раз тогда, когда в него выстрелили. И еще один… Я его в суматохе не узнал — больше на спину смотрел. Ему стрелой кольчугу на спине пропороло, но самого не зацепило.

— Да вас там всех перебить могли! — Дед вскинулся, будто собирался кинуться в драку. — Двадцать пацанов недоученных против шестерых ратников! Думаешь: это много? Посворачивали бы головы, как цыплятам. А мне каково было? И с Семеном разбираться надо, и за вами скакать, хоть разорвись!

— Против троих, деда. Двоих мы еще во дворе постреляли, и еще одного — Роська через окно…

— Постой-ка! — Дед внезапно насторожился. — Ты что, всё заметил и запомнил?

Кто в кого стрелял, кого и как чуть не убили?

— Нет. Как Гришу и Марка ранили я не видел — ребята заслоняли, только лезвие рогатины мелькало. И того увальня, который вовремя из-под выстрела убраться не успел, я не узнал. А что такое, деда?

— Да нет, ничего. — Дед поскреб в бороде. — Так просто… «Ага! Так я Вам и поверил, Ваше сиятельство! Знаем, читали: от первого боя в голове, обычно, сплошной сумбур остается, не то, что подробности, вообще ничего вспомнить не могут. Ну, у меня-то бой не первый, хотя, как посмотреть. Во всяком случае, раньше я сам за себя отвечал, а в этот раз — за два десятка пацанов. Действительно, все помню совершенно отчетливо, как в кино… Так, стоп! Как в кино? Это, что же получается, сэр, Вы все еще относитесь к окружающей действительности отстраненно, как к кинофильму или компьютерной игре? Надеетесь однажды проснуться в ХХ веке? Пусть, неосознанно, но… Не отсюда ли хладнокровие в критические моменты и неконтролируемые приступы бешенства, когда реакции разума зрелого человека и организма подростка слишком уж расходятся между собой? Если так, то с этим надо как-то разбираться, иначе: либо свихнусь, либо дам себя убить, подсознательно рассчитывая на опцию «new game». А как с этим разбираться? Подсознанию-то не прикажешь. Способов, собственно, два. Первый — забыть ТУ жизнь, полностью превратиться в четырнадцатилетнего подростка XII века. Разрушить личность… Способ есть, и довольно простой. С наркотой ЗДЕСЬ, наверно, сложно, вином и медом — долго и без гарантии, а вот смастрячить самогонный аппарат… М-да. ТАМ мне подобные мысли даже в самые паршивые времена в голову не приходили. Второй способ — всё с точностью до наоборот — подчинить организм сознанию. Один прием уже опробован на практике — физическая нагрузка. Когда во дворе у Устина в одиночку за бревно ухватился, сразу полегчало. Разум и тело заработали в унисон — на подъем тяжести. Не слишком ли просто? Но подействовало же! Что еще? Медитация, аутотренинг…Так это же то самое, о чем отец Михаил все время толкует — примат духа над телом! Черт возьми…

Пардон, в данном контексте сей персонаж неуместен. Неужели попы правы? Нет, тут у них явное противоречие. С одной стороны, мы рабы (пусть и Божьи), с другой стороны должны быть гигантами духа, подчиняющими себе естество. Или имеется в виду Дух Божий, присутствующий в каждом из нас? Похоже, зря я над отцом Михаилом смеялся, когда решил, что он на книгу рекордов Гиннеса замахнулся. Тело-то, действительно, разумом укрощается. Вот тебе, бабушка, и дух Святой — материальней некуда».

За дверью послышались шаги и в горницу вернулись Матвей с Марией. Машка привела с собой одну из девчонок, приставленных к ней матерью и, указав на валяющуюся на полу посуду, властно распорядилась:

— Приберись здесь!

Такого тона у старшей сестры Мишка еще не слышал. В голосе ее не было ни превосходства, ни пренебрежения, ни малейшего сомнения в том, что приказание будет исполнено.

«А мать-то мудра! Меня тогда еще покоробили ее слова: «Ничего не делать своими руками». Но управлять-то другими людьми гораздо сложнее, чем делать что-то самому. Если у матери получится выдать сестер в Турове за бояр или богатых купцов, им же придется руководить очень и очень немалым хозяйством, возможно, десятками слуг, холопов, других подчиненных людей.

Это ТАМ, почему-то, принято представлять боярынь мающимися от безделья тетками выше средней упитанности, а на самом деле управляться с огромным хозяйством — работка о-го-го! И, похоже сестры эту науку потихоньку осваивают, по крайней мере Мария. Здесь ведь множество нюансов, которых я даже и представить себе не могу. Вот, например, покормить с ложечки раненого брата — сама, а прибрать посуду — уже холопка».

— Минь. — Уже совсем другим тоном обратилась сестра к Мишке. — Тебе еще что-нибудь принести?

— Солененького чего-нибудь, Маш, подташнивает меня.

— Может, рыжиков соленых?

— Вот грибов, не надо бы. — Вмешался Матвей. — Лучше рыбки соленой, а еще лучше вяленой, чтобы пососал, но особенно не наедался.

«Ага! Уж не на грибочках ли настенино «обезболивающее» сделано? А что?

Вполне может быть!».

— Машка! — вышел из задумчивости дед. — Вели пива принеси!

— Так нету пива, деда. — Развела руками Машка. — Кончилось. Теперь — до нового урожая…

— Ну разве ж это жизнь? — Дед горестно вздохнул. — Одна половина села ума лишилась, другая половина бунтует, а остальные в жопу раненые… Так еще и пиво кончилось! — Дед еще раз вздохнул и подвел безрадостный итог: — Ложись, да помирай!

— Деда. — Робко подала голос Машка. — Может, кваску?

Дед глянул на внучку так, словно ему предложили хлебнуть отравы и, безнадежно махнув рукой, согласился:

— Давай! Коли уж пиво кончилось, придется всякую гадость… — Окончание фразу потонуло в третьем тяжелом вздохе.

— И ему тоже! — Матвей указал Марии на Мишку. Вообще, ему давай пить побольше, лучше, если чего-нибудь кислого: квасу, рассолу капустного, еще клюквы моченой хорошо бы. Надо ему нутро от дурманного зелья промыть, видишь: только попробовал подняться и позеленел весь.

— Так нету же почти ничего. — Машка опять развела руками. — Середина лета.

Какая капуста? Какая клюква? Яблочек моченых есть еще немного…

— Ну, яблок. — Согласился Матвей. — И квасу, простокваши… хоть бы даже и воды, лишь бы пил побольше.

— Кхе! Ну, от квасу с простоквашей он у тебя быстро забегает!

— И ладно. — Не смутился Матвей. — Быстрей нутро прочистится. «Господи, хорошо, что ЗДЕСЬ еще клистир не применяют. Мотька бы мне нутро прочистил… Выучили, на свою голову, фельдшера с силовым уклоном».

Матвей, действительно, за полтора месяца тренировок, заработал у «спецназовцев» зловещую репутацию. Получив, по рекомендации Настены, несколько уроков у Бурея, он вправлял «курсантам» выбитые пальцы, вывихнутые голеностопы, оказывал прочую медицинскую помощь, самым беспощадным образом, а вместо «лекарского голоса», облегчал страдания пациентов руганью и затрещинами. Однажды «курсанты» даже попытались отлупить «медбрата», но на беду, их на этом застукал Немой, после чего клиентов у Матвея только прибавилось.