В. Бирюк - Не-Русь

«Дискуссия» осложнена сословными и возрастными предрассудками. Не гендерными и не расовыми — баб и негров в хоругвях нет. Уже хорошо! Но молодой не может командовать старшим, простолюдин — боярином. Хоть бы он — «семи пядей во лбу» и «трижды герой Советского Союза». Хоть какой завалящий боярин, а должен быть. Мы ж не шиши речные, чтобы под ватажковым ходить!

Если все «родные» бояре выбиты — отряд расформировывается, воинов переводят в другие хоругви, в «пристебаи». Но чаще остатки таких отрядов тихонько топают по домам. Хоть какой ты лично героизм явил, но потеря своего микро-сюзерена — однозначно поражение. Как утрата воинской частью своего знамени.

Война — не война… «Бери шинель, пошли домой». Ещё одна статья потерь в личном составе: «разошлись по домам».

Бывает, что таких «бесхозных героев», в смысле: остались без хозяина, торжественно казнят по возвращению — не уберегли господина. Бывает, что выжившие сами зарезаются.

Свят-свят-свят! У нас, на Руси, таких страстей нет! Самоубийство — грех! Но был случай, когда английским бодигарднерам как-то, всего лет двести назад — христианство не помешало.

Феодальная армия очень… децентрализована. В русском воинстве единоначалие практически всегда отсутствует. Это Мономах мог говорить: «я пошёл», «я зарезал»… Летописи почти всегда говорят: «пошли», «победили». «И зарезал Редедю перед полками касожскими…» — редкий случай. Даже и в московскую эпоху назначают, обычно, двух военачальников: князя — для статуса, воеводу — для дела.

Для знатоков: «демократия на войне» и «военная демократия» — две большие разницы. Первое — кровавый бардак, второе — форма организации раннефеодальных обществ.

Это Боголюбский такой… Бешеный Китаец — «гайки закручивает». Гаек здесь нет, поэтому — «шкуру спускает». Годами, кровью… У других-то князей военный совет… как и принято на «Святой Руси» — «дискуссия до консенсуса». Войско ведёт, обычно, не один князь — главнокомандующий, а несколько. Решают… единогласно.

Мечта Энгельгардта и прочих социалистов-народовольцев. Землю так разделить можно. Лучше всякого землемера. На могилы…

Не ново: два царя в Древней Спарте, два консула в Древнем Риме. Вот так, командуя через день по очереди, они и угробили всё боеспособное население Республики при Каннах.

Примеров гибели русских ратей из-за ссор между командирами в летописях — полно. Не такого масштаба как у римлян, но много чаще. Собственно говоря, и «Слово о полку Игоревом» — результат отстаивания особого мнения в княжеском военном совете. «А фигли что вы решили! Мы и сами с усами!». Результат — известен. Бздынь случился знатный.

Боголюбский всё решает сам. Без ансамбля. Но и он не всё может.

И — не всё хочет.

Насчёт отсутствия централизованного снабжения — я уже…

Другая тема, которая просто по глазам бьёт — состояние войска «после боя».

Преследование отступающего противника — не организовано. Потому что почти все отряды — разбежались, «рассыпались», потеряли боеспособность.

Эта… неповоротливость русской армии, неспособность к ряду слитных, без пауз, последовательности действий, отмечается немецкими штабистами и под Сталинградом. После артподготовки наступала пауза: командиры высматривали — попал «бог войны» хоть куда, или лучше в окопах подождать? Немцы за это время успевали подтянуть подкрепления и заново занять позиции. «Пехота неотрывно следует за огневым валом» — это уже третий год войны.

Централизованный сбор трофеев не организован: всяк воин сам себе мародёрничает. Хорошо, хоть драк из-за блестяшек между соратниками не видно. Исключительно из страха: Боголюбский за свару в войске — рубит головы не разбираясь. Начиная с командиров обеих сцепившихся сторон. Бешеный Китаец… что взять? Даже не мявкают.

Централизованной медицинской помощи в средневековье…

Ох ты ж боже ж мой…

Несколько лекарей и попов возле иконы Богородицы. Это, скорее, преддверие морга. Подготовка к встрече с богом.

Так это уже прогресс! Обычно, и отпевание, и захоронение организуют боевые товарищи — одностяжники. С массой обычных, для таких массовых ситуаций, коллизий, проблем и непоняток. У Боголюбского хоть споров «за лопату» или за «место посуше» не будет: пленные братскую на всех копают.

Напоминаю для знатоков: в «Святой Руси» только один тип железных лопат — каминные, из печки угольки вынимать. Могилы копать — деревянными. Это тебе не огород на штычок расковырять — давай два метра в глубину! В слежавшихся суглинках, доской еловой…

Кроме погибших, в войске есть множество раненых. Любой человек, который с этим сталкивался, знает — как важна скорость оказания первой помощи. Понятие «терапевтическое окно»» — знакомо? «Не успел — опоздал». Часто — навсегда.

И вот лежит этот мальчишка. На земле. Один. Соратники вперёд убежали. Истекает потихоньку кровью. И умирает. От кровопотери, от грязи, попавшей в рану, от боли… От страха.

Хорошо, что поле боя за нами осталось — хоть одним страхом меньше: не надо бояться, что придут враги, поиздеваются над раненым и беспомощным да прирежут. Но боец боится, панически боится, что свои — забудут, не найдут, не захотят тащиться куда-то, увлекутся трофеями…

«Я прочитал о третьем плевненском бое. Выбыло из строя двенадцать тысяч одних русских и румын, не считая турок… Двенадцать тысяч… Эта цифра то носится передо мною в виде знаков, то растягивается бесконечной лентой лежащих рядом трупов. Если их положить плечо с плечом, то составится дорога в восемь верст…».

«Какие-то странные звуки доходят до меня… Как будто бы кто-то стонет. Да, это — стон. Лежит ли около меня какой-нибудь такой же забытый, с перебитыми ногами или с пулей в животе? Нет, стоны так близко, а около меня, кажется, никого нет… Боже мой, да ведь это — я сам! Тихие, жалобные стоны; неужели мне в самом деле так больно? Должно быть. Только я не понимаю этой боли, потому что у меня в голове туман, свинец. Лучше лечь и уснуть, спать, спать… Только проснусь ли я когда-нибудь? Это все равно…

Нет, не может быть! Наши не ушли. Они здесь, они выбили турок и остались на этой позиции. Отчего же нет ни говора, ни треска костров? Да ведь я от слабости ничего не слышу. Они, наверное, здесь.

«Помогите!.. Помогите!»

Дикие, безумные хриплые вопли вырываются из моей груди, и нет на них ответа. Громко разносятся они в ночном воздухе. Все остальное молчит. Только сверчки трещат по-прежнему неугомонно. Луна жалобно смотрит на меня круглым лицом».

Гаршин пишет о русско-турецкой войне. Но раненому бойцу… очень малоинтересны и противник, и оружие, и эпоха. Важно другое: придут ли за ним свои, не бросят ли…

Не бросят. Я — зануда. ДД. «Жабой давленный». «Моё — моё всегда».