Икан Гультрэ - Птице нужно небо. Часть III и IV (СИ)

Я помотала головой:

— Н-нет… Нет, наверно.

На самом деле, помочь он мог — у него, несомненно, была возможность связаться с магистром Релинэром. И я даже хотела попросить его об этом, но в последний момент что-то остановило меня.

Я вышла за дверь кабинета, уселась на подоконнике — прямо напротив — и попыталась понять саму себя — что это за протест такой вмешался в мое искреннее желание вернуть память. Анализ вытащил на поверхность одну простую мысль. Простую, но страшную: именно школьный менталист — тот, которому я доверила доступ к моей памяти — и имел возможность меня ее лишить. Зачем? Ну, безусловно, не для того, чтобы отправить меня на тот свет. Возможно, воспоминание об «отсроченной смерти» было удалено случайно — или оказалось тесно связанным с другими воспоминаниями, которые и утянули его за собой. А другие — это о способах избавления от храмовой защиты. Не знаю, как далеко я успела зайти на пути к решению этой проблемы, но не исключено, что найденные мною способы были не совсем законны… Возможно, я собиралась использовать какую-нибудь запретную магию. А что, мне кажется, я могла бы — уж очень остро стояла (да и сейчас стоит) передо мной эта проблема. И значит, магистр просто пытался уберечь меня от совершения преступления. Вот только… доверие мое он утратил. Вмешательство в память — это уже слишком. Теперь я просто боялась к нему обратиться.

А к кому тогда? Хороших менталистов мало. Те, что служат в сыске, как правило, не занимаются делами «со стороны», а знакомый у меня в этой среде — один только Дэйниш, и менталист он слабый. Нет, был еще Аргел мер Сельмир, но о нем я вообще не знала, был ли у него ментальный дар. Оставались менталисты департамента магической безопасности, но… как поступят они, обнаружив в моих воспоминаниях указание на планируемое магическое преступление? Боюсь, мало мне не покажется. Это вам будет не скованный дар, а, возможно, полное его лишение. Подходящими способностями обладали еще лекари по душевным болезням, но в числе моих знакомых не было ни одного. Надо бы с Рьеном поговорить — может, у него… А с другой стороны, лекарь тоже обязан сообщить властям о готовящемся преступлении.

Замкнутый круг — либо я продолжаю жить с провалами в памяти, но эта жизнь будет прискорбно короткой, либо я обращаюсь за помощью и живу, но преступницей, пусть и не состоявшейся.

И я решила — десять дней. Если к исходу следующей декады память не возвращается, я ищу того, кто окажет мне помощь — либо прошу ректора связаться с магистром Релинэром, либо обращаюсь в департамент и… огребаю сполна. Но жить-то хочется! Получалось даже больше десяти дней, потому что текущая декада еще не кончилась.

И я закрыла для себя эту тему — до назначенного срока. Просто сказала себе, что думать и волноваться буду потом. Оказалось, что это самое верное решение — я смогла прийти в себя и вернуться к нормальной жизни. И в первую очередь — возобновила тренировки, благо я теперь перебралась в школу, и площадка была под боком. С партнерами для спарринга было, правда, не очень по летнему времени. Впрочем, пару раз мне удалось заловить Бейла Тагри, и могучий физрук беспощадно валял меня по площадке — весьма чувствительно как для тела, так и для гордости. Продолжила и медитации, и даже начала входить в транс и управлять понемногу потоками. Еще я снова смогла нормально работать в больнице, уже не как простая санитарка, а как вполне грамотный лекарь, который знает свои возможности и уверен в собственных силах.

Чтобы вернуть физическую форму, я ходила в лечебницу пешком — час с небольшим туда и столько же обратно. Города я бояться перестала… Ну, почти перестала — потому что время от времени у меня вновь возникало чувство, что кто-то идет за мной по пятам. Кто это был, увидеть мне ни разу не удалось. Я подозревала, что это игра моего расшалившегося воображения, но пошла у него на поводу и приняла доступные мне меры безопасности — ходила только по главным улицам, избегая сворачивать в безлюдные переулки. Как говорится, «если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят».

В один из дней я столкнулась в школе с магистром Марисой Кробах.

— Ла-а-ари! — обрадовалась она. — Как я рада тебя видеть.

Что-то я не могла припомнить, когда это мы успели перейти на столь неформальное общение. Вообще, в школе было принято не только вежливое обращение студентов к преподавателям, но и наоборот — исключительно на «вы», хотя никаких писаных правил на этот счет не было. Из всех преподавателей до сих пор я была на «ты» только с Наттиором. Впрочем, моя память в последнее время показала себя столь ненадежной штукой, что доверяться ее свидетельству не приходилось.

— Лари! — заявила Мариса. — Мне нужна твоя помощь!

— В чем?

— Представляешь, после нашего проекта было решено ввести в школьную программу еще один спецкурс — «Магические формы жизни» — для природников и целителей… ну и для всех желающих. Для четвертого года обучения.

«Для нас, то есть,» — машинально отметила я.

— И как я могу помочь?

— Ну как? Составить программу, конечно! Мало кто может сравниться с тобой во владении материалом. Я имею в виду именно прикладной момент — сотрудничество с магическими животными.

Тут она была права — этой темой я занималась очень плотно.

— Конечно, я с удовольствием поучаствую. Когда мы можем встретиться?

— Завтра? — предположила магистр Кробах.

— Завтра я весь день в лечебнице. Вот послезавтра — пожалуйста.

— Тогда встречаемся в столовой, завтракаем вместе и идем работать! — заявила магистр, а потом вдруг улыбнулась чуточку застенчиво, доверительно взяла меня за руку, заглянула в глаза и пропела тихонько. — Ла-а-ари… Я так благодарна тебе за Рьена… Если бы не ты, не этот проект, мы бы никогда не познакомились!

Вот как… Оказывается, у нашего магистра что-то закрутилось с доктором. А я и не знала! Или знала, но забыла? Я поежилась. До исхода декады оставалось всего несколько дней. Память упорно молчала, и я понимала, что мне придется идти сдаваться. Ох, как мне этого не хотелось!

На этот раз смена в лечебнице была долгой — попался тяжелый больной, который требовал моего внимания, и я, вместо того чтобы уйти домой около шести, проторчала около его кровати до позднего вечера.

Из дверей лечебницы я вышла, когда уже стемнело. Все улицы были одинаково безлюдны. Лербин вообще укладывался спать едва ли не с курами. Выходных дней город не знал — все лавки были открыты ежедневно, как и рынок, но ночной жизни предавался только самый центр — несколько увеселительных заведений разного уровня, пара кварталов вокруг дворца и ратуши да сквер, примыкающий к дворцовому парку. Словом, в столь поздний час не было абсолютно никакой разницы, что за маршрут выбрать — любой из них мог оказаться опасным.