Михаил Ланцов - Корпорация «Русь»

В общем, он не спешил применять пушки. Это был его секретный козырь не только в игре против монголов, но и вообще. Он не обольщался, прекрасно понимая, что за его делами смотрят очень пристально из самых разных столиц. «Удивишь — победишь!» — говорил Суворов. Вот Георгий и планировал выдавать порции удивления дозированно, по мере усвоения. Каждый день понемногу, из-за чего всегда оказываясь на шаг — другой впереди. А то врагам станет скучно, если сразу им все вывалить.

Георгий сидел на небольшом кресле, размещенном на холме, и задумчиво смотрел на людей, что собрались вокруг. Вся Москва с окрестностями и гостями. Он был в растерянности. Одно дело понимать — да, враги. А другое дело действовать… с настолько далеко идущими последствиями, что не пересказать.

Рядом с ним, в кандалах стояли обвиняемые. Один епископ, шесть священников и два десятка людей пониже положением. Люди безмолвствовали, удивленно взирая на происходящее. Церковников узнали. И это сильно напрягало, смущало, пугало. Как так? Почему священнослужители оказались в таком положении? Тем более от руки человека, ведомого самим Георгием Победоносцем!

Иван тронул плечо князя и тот, едва заметно вздрогнув, кивнул.

Выступление началось.

Сначала выступил один из самых уважаемых купцов города. Его все знали. Он напомнил о тех ужасах, что учинили монголы, как в Рязанском княжестве, так и во Владимирском.

Потом слово взял особист и вывалил на людей обвинение. Развернуто, четко, ясно. Иван указывал на каждого конкретного человека и зачитывал список его прегрешений: от шпионажа в пользу противника до откровенных диверсий.

В частности, епископ Владимира оказался обвинен в том, что поспособствовал падению детинца через открытие штурмовой калитке. Той самой, что использовалась для вылазок. Важным момент оказалось еще и то, что ситуация с удивительно быстрым падением детинца прояснилась ясна только после допроса военнопленных. По их словам епископ со своими подручными нейтрализовал уставшую и изможденную охрану у калитки и открыл ее, впуская предупрежденных монголов.

Аналогичная ситуация произошла с рядом каменных храмов, которые могли бы стоять несколько дней, а то и недель в тяжелой осаде. Но не вышло.

По мере того, как Иван перебирал обвиняемых и зачитывал их дела, толпа заводилась. Под финиш так и вообще — гудела. Отдай церковников прямо сейчас — растерзали бы голыми руками.

Тут нужно пояснить важный момент.

К началу XIII века христианство на Руси находилось буквально на птичьих правах.

Своих ресурсов у церкви практически не было. На каждое княжество десяток — другой человек. Иногда больше. Никаких обширных владений нет. А редкие монастыри не обросли еще могучими стенами и тучными землями.

Какие-то позиции у православия имелись только в городах, где жила совершенно ничтожная доля населения. Причем опирались церковники, прежде всего, на князей и их дружину, а также на наиболее влиятельных бояр. Простой люд их не чтил сам по себе, уважая только как служителей Бога, которому молится их князь с дружиной. Тем была выгодна религия, насаждающая среди подданных смирение и послушание. А потому, в случае чего, могли и оружием поддержать «доброе слово». Оттого в открытое противостояние с церковью люди, как правило, не шли. Хотя исподтишка вредили, как могли.

По селам же положение христиан было еще хуже. Ведь ведуны да знахари из вчерашних служителей Велеса, Макоши и прочих вполне себе присутствовали и чувствовали себя замечательно. Люди им доверяли. Столько столетий бок о бок. А церковников мало, да и не нужны они никому из простого люда. Кроме того, христианская вера была непонятной. Чужой. Людям очень сложно было принять постулаты идеологии, сформировавшейся в классическом рабовладельческом обществе. Большинство этих идей казались им чем-то противоестественным, враждебным.

Конечно, в те годы была обычной практика открытия ворот. Но то своему князю в рамках политической борьбы. Новый князь ведь не вырезал города после этого. Самое страшное, что можно было ждать от вот так вот вторгшихся войск: разграбят, порезвятся с женщинами, да уйдут. Людей массово резать было как-то не принято. Да и глупо. А кого потом грабить? Трупы хлеба не растят.

Поэтому в глазах людей эти церковники перешли грань. Причем решительно и далеко.

Поговорили.

Пошумели.

Настало время Георгия — князя Московского.

— Кто-нибудь хочет что-то сказать в защиту обвиняемых? — Произнес он и обвел всех присутствующих тяжелым взглядом. Но никто не подал за них голоса. — А вы, — обратился князь к совершенно подавленным людям. — Что вы хотите сказать в свою защиту?

— Ничего, — практически сразу ответил епископ Владимира хриплым голосом.

— Вы хотите стать мучениками? — Повел бровью князь.

— Да.

— Похвально. Надеюсь, вы предательство учинили не только ради этого?

— Мы никого не предавали!

— А как быть с семьей Юрия Всеволодовича? Они разве не были преданы вами? А ведь вы служили ему.

— Мы служим Господу нашему, а не князю.

— Вы не могли служить Господу, — с нажимом бросил Георгий. — Ибо Христос жертвовал своим здоровьем и жизнью ради других. Сам. Старался облегчить им жизнь. Помочь. А вы устроили кровавое жертвоприношение. Да такое, что даже самые кровожадные Боги прошлого не просили подобных зверств. Вы принесли в жертву тех, кто жил с вами бок о бок многие годы. Без разбора — христианин то или язычник. Вы принесли в жертву тех, кто защищал вас и кормил все это время. Вы — не христиане. Вы — слуги Сатаны и будете сожжены на кострах! — Георгий махнул рукой в сторону заранее подготовленных кострищ с высокими столбами по центру. — Если, конечно, вновь назначенный епископ благословит очищающий огонь для вас.

После чего кивнул Ивану, тот удалым молодцам, и осужденных тут же подхватили легионеры и потащили обратно к месту заключения. Как оказалось, церковники на деле не все были готовы к мученической смерти. Когда их проводили мимо персональных костров, многие сомлели и повисли на руках конвоя, чертя ногами борозды в дорожной грязи.

Суд свершился. Народ взбаламучен.

Но что это принесло Георгию? Чего он добивался?

Прежде всего, нужно упомянуть тот момент, что князь Московский выдвигал обвинения строго конкретным исполнителям. И строил их так, что формально как митрополит, так и Патриарх оставались в стороне и вроде бы даже не при делах. Да, любой желающий мог сделать далеко идущие выводы, но в обвинениях князя ничего подобного не прозвучало.

Зачем так поступил наш герой?