Александр Мазин - Белый Волк

Я скинул лыжи (дальше снег был более или менее утоптан) и поднажал, насколько мог, стараясь догнать Каменного Волка. Этот дед был воистину не каменным, а железным. Он мчался огромными прыжками, сбивая щитом редкие стрелы и размахивая своим хогспьётом, будто нагинатой.

И вот он добежал.

Рубящее копье хогспьёт – это предок алебарды. Чтобы им эффективно работать, нужны длинные руки и недюжинная силища. У Стенульфа было и то и другое.

Он с ходу разорвал вражеский строй и, как бают в сказках, пошли клочки по закоулочкам.

Щит он то ли потерял, то ли просто бросил – и теперь орудовал тяжелым копьем с двух рук. В отличие от Медвежонка, полностью скрытого от моих глаз вражескими спинами, Каменного Волка я видел хорошо. Но нечетко. Поскольку двигался он удивительно быстро. К тому моменту, когда я наконец добежал, уже четверо врагов валялись на снегу.

Поэтому я решил, что дедушка меньше нуждается в помощи, чем Медвежонок.

Однако к тому еще надо было пробиться.

Человек шесть вооруженных оппонентов еще держали строй, готовясь встретить третьего отморозка. То есть меня.

И они бы меня наверняка удержали, если бы Каменный Волк не совершил стремительный рывок в нашу сторону и буквально одним росчерком наконечника взрезал шеи сразу двум ворогам.

Строй тут же потерял монолитность (четверо оставшихся резко озаботились тем, что происходит за спиной), и я получил свою щель для прорыва. И – опрометчиво подставленный бок вражеского копейщика.

Бок-то я достал… И с ужасом увидел, как в спину Каменного Волка, с широкого маха, врезается вражеская секира.

Я услышал лязг. Увидел, как разлетаются брызги панцирных пластин… И стремительный разворот Стенульфа, закончившийся косым ударом копья поперек лица хозяина секиры.

У меня не было времени удивляться. Тем более я уже знал, что норманы могут драться даже получив смертельную рану. Я успел увидеть, как окованное железом основание древка хогспьёта отбрасывает назад еще одного любителя напасть со спины… И – мне пришлось заняться собственными проблемами.

Сразу трое желающих моей смерти. Ну давайте, парни! Времени у меня мало. Я должен прорваться в Медвежонку, так что по одному – не надо. Лучше – все сразу.

Так они и кинулись. Дружной компанией. Не кино, чай, где на окруженного героя по очереди набрасываются по одному, редко по два злодея. А остальные терпеливо ждут своей очереди. Здесь вам не там. Два копья прилетели почти одновременно… И сорвали с моей руки щит, но оба в нем и увязли. У третьего негодяя вместо копья имелся меч… Ну не меч, а скорее тесак. Заточенная железяка с полметра длиной. Я принял ее плоской стороной Вдоводела, скользнул лезвием навстречу – десять сантиметров стали ворогу под мышку. Я рванулся вперед, уходя с линии еще одной атаки… И тут, прямо передо мной, Медвежонок вырвался из клубка врагов. Расшвырял их, как его тезка расшвыривает повисших на нем псов.

Я увидел его лицо. И понял, что мой вариант: встать спина к спине – не рулит. Я уже видел такое: у берсерка, которого завалил на палубе снекки у эстских берегов. Я видел и этот рассеянно-задумчивый взгляд, и слюну, текущую на бороду, и это пружинистое раскачивание…

Для Медвежонка сейчас не существовало союзников – только враги.

Враги эти стояли вокруг и не решались напасть, потому что перед ними был берсерк. Окровавленный безумец, с которого клочьями свисали ошметки кольчуги, но который не чувствовал ни ран, ни боли, ни страха.

Их было не меньше десятка, но они не решались… Целую секунду… И берсерк напал сам.

Выброшенная вправо рука, промельк стали – и сизо-красные черви кишок, вываливающиеся из разрубленного живота. И фонтан крови из обрубка снесенной руки. И…

Я не стал ждать. Я тоже напал. И заколол двоих раньше, чем они опомнились и поглядели в мою сторону. Третий чуть было не достал меня, но выручил добрый доспех – смерть скрежетнула по зерцалу. Второго шанса я не дал. Вдоводел нырнул в спутанную светлую бороду – и она тут же стала красной. Еще одной вдовой больше.

Над моей головой прогудело копье. Я не был его мишенью. Копье предназначалось Свартхёвди. Плохая идея.

«Бросать копье в берсерка – всё равно что гонятся за комаром с гантелью», – подумал я.

У меня была возможность додумать такую длинную мысль, потому что вокруг стало как-то пустовато. А где все враги?

А враги сделали ноги. Те, кто мог. Удирали во все лопатки, побросав копья и щиты. Трое дернули к усадьбе. Двое припустили, так сказать, «в поля».

Наши доблестные спутники, подоспевшие как раз к этому замечательному событию, кинулись было за ними, но окрик Болтуна вернул их обратно.

Я увидел Стенульфа, опирающегося на свое смертоносное копье. Он потерял не только щит, но и шлем. Грудь его вздымалась, но рожа была – спокойная– спокойная. Я бы даже сказал – умиротворенная.

А где же Медвежонок?

А Медвежонок мчался к усадьбе, настигая улепетывающих врагов.

Вот он догнал одного и разрубил его затылок. Вот догнал второго – и тоже порешил.

Третий, самый проворный, почти добежал до ворот, но почуял за спиной смерть и решил встретить ее грудью и с поднятым мечом.

Эта грудь и приняла могучий удар клинка. Второй. Первый отрубил поднятый меч и державшую его руку.

На этом бой закончился.

Результат – двадцать два покойника (всех раненых «гуманно» прирезали наши союзники) и полная победа.

Ах да! Еще два берсерка, которые, собственно, эту победу и добыли… В глубоком отрубе.

Наши союзники повели себя просто по-свински. То есть, когда я обратился к Торду с тем, что Стенульфу и Свертхёвди надо оказать медицинскую помощь и уложить в теплую постель, этот сучара просто от меня отмахнулся. Мол, не до того сейчас. Надо закреплять успех. Ускакал строить обитателей усадьбы. И Гундё – вместе с ним. Так что мне пришлось заниматься моими друзьями практически в одиночку. Правда, мне никто и не препятствовал, когда я приволок их в дом и уложил на лучшие места напротив очага. Обработка и перевязка ран тоже заняла немало времени. К моему удивлению, страшный удар секиры почти не повредил спину Каменного Волка. Прорубленная бронь, подкольчужник и нижняя рубаха, а на спине – обычный кровоподтек. Будто дедушка и впрямь каменный. Да, к счастью, тяжелых ран ни у того, ни у другого. Зато имелось множество мелких порезов – особенно у Медвежонка. Счастье, что они не кровоточили. Совсем. Их даже зашивать не требовалось. Я обработал раны травяной настойкой на зимнем пиве, смазал, чем положено, забинтовал, влил в каждого пациента по большой кружке горячего молока (выпили не приходя в сознание) и вышел во двор – проветриться и отдышаться.

Очень вовремя вышел. Как раз тогда, когда братик с сестричкой собрались кончать вдову.