Александр Мазин - Белый Волк

Похоронные обычаи вестфолдингов ничем не отличались от датских. Оно и понятно. Боги-то общие. От похорон в море пришлось отказаться – зима. Сложили поленницу, на нее уложили тела Эйвинда и его посмертных «спутников» – девушки-рабыни и коня, приобретенных специально для этого случая, а также личного раба, того самого, что удрал от умирающего в Роскилле. «Спутникам», перед тем как уложить их на поленницу, перерезали горло, и это было очень хорошо, потому что, будь они живы, я бы, пожалуй, отказался от чести поджечь погребальный костер с живыми людьми, а ведь именно мне доверили поднести факел. Большая честь, однако. Но для скандинавов такое характерно. Если уж враги, то враги до смерти. Если друзья – то по полной. Я же теперь относился к категории друзей. Причем близких. А откажись я выполнить эту почетную обязанность, нанес бы смертельное оскорбление и снова оказался в стане врагов.

Пока костер пылал, народ праздновал. Для викингов смерти нет. Есть переход в иное качество. В данном случае – на высший уровень. В Валхаллу. Так что вестфолдинги и их многочисленные гости веселились от души: военно-спортивные игры, пиво, жрачка и даже публичный полуритуальный (покойнику приятно видеть, что у живых все хорошо!) секс.

На похоронах присутствовала и Гудрун. И как бывшая невеста, и как человек, присутствовавший при кончине ярла.

Она ничего не говорила (не положено), но ее печальное личико вполне соответствовало обстоятельствам.

Я в играх не участвовал, зато произнес маленькую речь. Традиция требовала поэзии, но я не рискнул. Высказался в прозе, но возвышенно. Описал, как гордо и красиво умирал Эйвинд, как мужественно он переносил боль и как в награду за это мужество Один послал к нему красавиц-валькирий. Сказал о том, что лучшие битвы Эйвинда еще впереди, и всем нам, быть может, когда-нибудь выпадет счастье увидеть эти битвы и даже в них поучаствовать.

Словом, разливался, аки соловей. И настолько увлекся и расчувствовался, что аж горло перехватило и слезы потекли по щекам. Не знаю, почему. Само как-то получилось.

Так я речь и закончил. Махнул залпом рог с пивом и сел.

На пару секунд в воздухе повисло молчание… А потом викинги заорали разом. Вполне одобрительно. Здесь многие плачут от избытка чувств – это норма. Такая же, как смеяться в лицо врагу, который выпускает тебе кишки.

Костер догорел. Утром остывшие угли сложили в лодку, лодку не без труда зарыли в мерзлую землю, а сверху из камней и вырытой земли соорудили небольшой курган. Словом, всё как положено.

К концу похорон подошел Рагнар. Со свитой. Поглядел. Кивнул. Одобрил. Разрешения на похороны у него никто не спрашивал, но земля, формально, была под его контролем. Велел бы срыть курган – срыли бы.

Не велел. Кликнул Харальда Щита, процедил что– то сквозь зубы, пренебрежительно. Но Харальд расцвел. Оказалось, им дали разрешение на участие в будущем грабеже.

Следовательно, праздник продолжался.

Довольный Харальд заявил, что я непременно должен стать украшением банкета. Иначе – обида смертельная. Я сказал – только с корешами.

Харальд от щедрот пригласил весь наш хирд. Я передал по цепочке. Наши одобрили. Тут же Ульфхам внес коррективу: уничтожать пиво и закусь будем у нас. Места больше. Идея, как я понимаю, исходила от Хрёрека. Ярл, похоже, положил глаз на освободившуюся команду Эйвинда. У него и так уже было два драккара в Роскилле, один – в Хедебю и еще один – в Ладоге. Эти должны были подтянуться к нам уже в процессе плавания. Четыре корабля, три сотни хирдманов – это почти армия. Но пять лучше, чем четыре. Если дело идет к драке. Трувор говорил, что Хрёрек не очень хочет идти за знаменем Рагнарова Ворона. Первым – лучшие куски, споет через века Высоцкий. Здесь то же правило. Потому наш ярл предпочитал самостоятельные темы. Пока конунги рвут друг другу глотки за всю отару, проворный ярл может подсуетиться и прибрать пару-тройку овец. Рагнар с сыновьями о планах Хрёрека (и других вольных союзников) несомненно догадывались. Но не возражали. У норманов нет ни единого войска, ни единого строя. Каждый хирд бьется сам по себе. И – сам за себя.

Так что пошли квасить с будущими союзниками.

В суматохе похорон, тризн и прочих попоек я, к стыду своему, позабыл о своем юном ученике Скиди, который глаза мне не мозолил, а тусовался при дяде. Хегин Полбочки приехал в Роскилле торговать. Скиди помогал. Без энтузиазма. Я сказал ему, что на днях должен представить его ярлу и решить вопрос о включении паренька в штатное расписание. Потолковал о нем с ярлом. Тот выказал полное одобрение происхождению Скиди, но пожелал поглядеть на парня лично. Дабы убедиться, что сын Одды-хёвдинга пошел в папашу, а не в дядю. Блин, здесь все обо всех всё знают!

На том и порешили. Однако оповестить Скиди я не успел, и тревожащийся о будущей славе (как бы не уплыла без него!) паренек отправился меня искать.

Найти меня было нетрудно. А вот увидеть…

– Эй, малец, а тебе что тут надо? – Белокурый синеглазый норег схватил Скиди за плечо, за миг до того, как тот коснулся дверного полога.

– Чего? – Скиди дернулся, но норег держал крепко. И весил на добрых три пуда больше, чем четырнадцатилетний подросток.

– Дренг? Ты – дренг? Не смеши мою задницу! – Норег похлопал себя по названной части тела. – Иди домой, мальчуган! – И, отшвырнув Скиди, ввалился в дом.

Я, естественно, этого не видел, поскольку находился внутри и с интересом внимал дискуссии Хрёрека и Трувора по поводу натаскивания хищных птиц.

Тема была важная. Считалось, что по успеху ловчей птицы можно судить о благоволении небес к самому охотнику. И его начинаниям.

Я слабо разбирался в благородном искусстве и рассчитывал пополнить свои скудные знания из беседы двух специалистов. Честно сказать, я мало что понимал. Речь шла о применении бубенцов при обучении слётков. Говорили ярл и варяг по-словенски, но так активно сыпали специальной терминологией, что я только ушами хлопал.

Естественно, явление норега из бывшей торсоновской дружины, я заметил. Северянин громогласно поздоровался и потопал к стене, чтобы, согласно обычаю, сложить оружие в общую кучу. Но дойти не успел.

В «общежитие» нашего хирда ворвался мой разъяренный ученик с тесаком наголо.

– Эй! Эй, ты! – задыхаясь от ярости, закричал Скиди. – Ты! Я к тебе обращаюсь!

– А-а-а, малыш… – Норег повернулся к Скиди, произнес с ленцой: – Не сегодня. Когда я на суше, я предпочитаю женщин. А вот в вике такой, как ты, мог бы сойти заместо девки.

После такого оскорбления Скиди окончательно слетел с катушек. Налетел на норега, замахнулся тесаком, напрочь позабыв всё, чему я его учил…