Александр Мазин - Варяг

От этих «плодотворных» размышлений его оторвал скрип снега.

Серега поднял голову. Перед ним стоял Горазд.

А за спиной Горазда выстроилась вся ватажка: воины, слуги, челядники, чуть дальше – женщины. Отдельно от остальных – Слада. Из-за плеча девушки выглядывала довольная мордочка Мыша.

Горазд ждал.

Серега понял, чего ждет купец, и поднялся, поморщившись от боли в раненой ноге.

Тут Горазд Серегу по-настоящему удивил. Поклонился низко, в пояс, как Скольду и то не кланялся.

– Прости меня, витязь Серегей, за непочтенные слова, кои говорил тебе прежде! Не знал я, каков ты! Смеялся над кулачным твоим уменьем! Прости!

– Да ладно, пустое,– пробормотал смущенный Серега.– Ну о чем тут говорить…

– Прощаешь ли ты меня? – пробасил купец.

– Ну конечно! – воскликнул Духарев.– Слушай, можно, я сяду, нога болит.

И, не дожидаясь ответа, опустился на бревно.

Горазд и остальные остались стоять.

– Ты спас мою жизнь и имение мое. Ты спас всех нас,– продолжал Горазд торжественно.– Я должник твой.

– Ты меня нанял,– напомнил Духарев, но Горазд пропустил его слова мимо ушей.– Мы все кланяемся тебе, Серегей-витязь! – Купец поклонился еще раз, и все остальные, от Устаха до последней девки-челядницы, последовали его примеру. Даже чудин, с которого так и не сняли цепей, и тот согнул спину.

Серега совсем смутился и снова встал.

Вперед вышли Драй, Голомята и двое кривичей, чьих имен Серега не помнил. По знаку Горазда они расстелили на снегу оленью шкуру, а на шкуру сложили серебряными кучками кольчуги и панцири, отдельно – шлемы. Отдельно от шлемов – мечи, кинжалы, луки и прочее. Одежду и кошели положили прямо на снег. Без того почтения, какое оказывали оружию.

От Духарева чего-то ждали. Чего?

Может, чтобы он примерил доспехи? Или разделил имущество на всех?

У Сереги не было ни сил, ни желания догадываться. Поэтому он изобразил головокружение (очень естественно, потому что голова у него действительно кружилась), оперся на бревно и прикрыл глаза.

Драй сунулся помочь, но его опередил Мыш.

– Тебе худо, Серегей? – озабоченно спросил названый брат.

– Есть немного,– пробормотал Духарев. Горазд махнул рукой, и через три секунды рядом с Серегой остались только Мыш и Слада. И трофейное имущество осталось.

Слада поднесла к Серегиным губам чашку с горячим медом. Серега покорно отпил, хотя успел уже возненавидеть эту сладкую бурду.

– Мыш,– негромко спросил он.– Что мне со всем этим делать?

– Оделить тех, кто лучше бился,– Мыш даже удивился вопросу.

– А почему я, а не Горазд, не Устах?

– Так он же сказал, что ты теперь старший. Без тебя нас всех посекли бы. Кабы ты обоих волколюдов не побил, нурманы б уже с нас живьем шкуру драли.

– Каких еще волколюдов?

– Да этих же, ну! – Мыш напрягся, вспоминая нужное слово. Вспомнил: – Бересерков! Или нет? Бересерки, это которые в Медведев перекидываются…

– Слушай, Мыш,– сказал Духарев.– Давай по порядку. Я, правда, ничего не понимаю в этих делах.

– Ври больше! – усмехнулся Мыш.– Все видели, как ты одному ка-ак врезал! А главному волчаре! Да он как упал, так и помер. Драй ему потом на всякий случай поленом башку разбить не смог!

– А почему поленом? – удивился Духарев.

– Дык волколюд же!

Понемногу Серега докопался до сути происшедшего.

Горазд с ватажниками своими испугался не просто нурманов. То есть нурманов тоже боялись, но куда меньше, чем берсерков-волколюдов. Считалось, что даже один берсерк способен укокошить полдюжины обычных ратников, поскольку бьет так быстро, что глазу не видно, а сам никакого железа не боится, хоть мечом его руби, хоть стрелой бей. А завалить волколюда можно только голой рукой или отрезанной медвежьей лапой. Что Серега нынче и доказал, повергнув наземь аж двух волколюдов. Один, правда, может, и не сильный волколюд был, потому что Мыш ему, оглушенному, горло перерезал и кровь побежала сразу, как у человека. Правда, нож, которым Мыш нурмана резал,– его же, нурмана, нож. Может, поэтому нурман и поддался. А может, это потому, что Сергей своим молодецким ударом из оборотня колдовство выбил. Но второй, главный, точно был сильный волколюд, авторитетно заявил Мыш. Горазд его не шутя мечом рубанул – и ниче. А Духарев один раз кулачищем приложил – и бересерк откинулся. Вот поэтому Горазд и извинялся. Мол, смеялся над Серегиным умением на кулачках биться, а выходит, это не просто для смердов потеха, а самая что ни на есть антиберсерковская боевая техника. Горазд – он крутой. Но справедливый. Наверняка теперь Духареву долю в товаре даст. И это правильно. Не будь Сереги, нурманы бы все забрали. А людей перебили всех, чтоб некому было на них князю жалобиться. И то, если б просто побили, а то ведь они, нурманы, а особенно волколюды, нет бы просто убить, так сначала мучают долго. От человеческой муки у них, говорят, сила прибывает. А уж что они с бабами творят…

Серега почувствовал, как напряглась сидящая по его левую руку Слада.

Он обнял девушку, прижал к себе: не бойся, милая! Никто тебя не обидит, пока я жив. А убить меня теперь ой как не просто!

Поговорив о садистских наклонностях нурманов, Мыш счел информационную часть беседы законченной и перешел к теме более животрепещущей. К дележу имущества.

Как выяснилось, Мыш совершенно точно знал, кому и что следует дать.

Во-первых, самому Духареву по праву победителя принадлежит все, что найдено на телах обоих берсерков и того нурмана, которого Серега зарубил в лесу. То, что главаря разбойников вроде бы добил Драй, а второго – Мыш, значения не имело. Беспомощного может и баба добить, так что ж ей, бабе, меч со щитом отдавать? Да она его и не подымет, боевой щит-то! Хотя он, Мыш, очень рассчитывает, что Серега отдаст ему нурманов боевой нож и пояс с серебряными бляшками. Драю можно отдать доспехи разбойника, которого они с Гораздом осилили. Меч Горазду отдать. А с третьим, которого уже втроем с Устахом побили, пусть сами решают, кому что.

Самое ценное, понял Духарев, его панцири. Он взял со шкуры тот, что раньше принадлежал вожаку нурманов.

Изнутри панцирь состоял из переплетенных кожаных ремней, к которым ремешками более тонкими крепились разных размеров стальные пластинки. Пластинки были выпуклые и упругие, а друг на друга ложились внахлест, как рыбья чешуя. На самых крупных был выбит значок – клеймо мастера, вероятно. О высоком качестве брони говорило хотя бы то, что молодецкий удар Горазда всего лишь помял несколько чешуй. Еще в защитный комплект «волколюда» входила кольчуга с короткими рукавами. Серега прикинул, что такая двойная «шкура» способна выдержать и удар топором, и даже попадание «бронебойной» стрелы, выпущенной из мощного лука. Панцирь был достаточно широк, чтобы Серега мог носить его поверх тулупчика. Кольчуга – поуже. Но кольчуг было еще четыре, и одна – вполне подходящего размера. Еще Серега приглядел себе удобный шлем со стрелочкой, которую по желанию можно было опускать и поднимать, и красивые позолоченные наручи с чеканкой, явно нездешней работы.