Александр Рудазов - Арифмоман. В небесах

Еще несколько часов Эйхгорн беседовал о всяком со звездочетом. Тот понемногу становился разговорчивее – возможно, из-за фнухха, который поглощал в огромных количествах. Грибами от гнома пахло все сильнее.

Сам Эйхгорн на угощение не налегал. На ужин у Ках-Ура оказались все те же неразгрызаемые леденцы, а также вязкая и очень густая тюря. Эйхгорн съел несколько ложек и отодвинул тарелку. Желудком он с детства обладал луженым, и вкус еды редко его заботил, но эта похлебка мало отличалась от жидкой грязи.

По мере того, как смеркалось и на небе появлялись звезды, Ках-Ур все меньше внимания уделял гостю и все больше – телескопу. Правда время от времени он спохватывался и приглашал Эйхгорна тоже посмотреть. Тому приходилось скрючиваться в три погибели – стул и окуляр были настроены на гномский рост.

– Видишь вон ту яркую звезду? – спрашивал Ках-Ур. – Это Яадох, вторая луна. Она так мала и так далека, что многие обыватели даже не подозревают о ее существовании.

– Так у этой планеты два спутника?..

– Три. Есть еще и Пагеттиана, но ее сейчас не видно, она взойдет только через два часа.

Эйхгорн присмотрелся к Яадоху. В телескоп тот был отлично различим, имел светло-коричневый цвет и щеголял множеством кратеров. На основной луне (которая на парифатском языке, конечно, называлась как-то иначе, но подсознание Эйхгорна слышало родное слово «Луна») кратеры отсутствовали. Матовая серебристо-белая поверхность. И судя по дымчатому контуру – с атмосферой.

Уже только это ярко свидетельствовало, что вокруг никакая не Земля. Но Эйхгорн провалился в червоточину аккурат к новолунию, а когда луна наконец объявилась во всем блеске, он и без нее понимал, что это совершенно другая планета.

Вечер выдался ненастный. С моря плыли тучи, все сильнее становился ветер. Начиналась гроза. Очень похожая на ту, что две недели назад погубила самолет Эйхгорна.

Ках-Ура это ужасно обрадовало – он достал пачку пожелтевших бумаг и принялся скрупулезно зарисовывать молнии. Под каждой делал пометки, указывая, с какой стороны та пришла и куда ударила.

– С северо-запада бьют – это хорошо, – потер морщинистые ладошки гном. – Северо-западные – самые неблагоприятные. Много бед сулят.

– Каких бед? – не понял Эйхгорн.

– Разных. Зависит от места попадания. Вот если в землю ударит – это к неурожаю. А если, скажем, в крепостную стену – это враг нападет.

Взгляд Эйхгорна стал снулым. Он всегда становился таковым, когда кто-то демонстрировал глупость или просто порол чушь.

– Наверное, ты сейчас считаешь меня дураком, – хитро посмотрел на него Ках-Ур. – Думаешь, я не знаю, что молнии – это просто воздушные электроразряды, которые бьют случайным образом и ровным счетом ничего не предсказывают? Ну кроме того, что если молния ударит тебе в башку – то это почти наверняка к смерти.

– Тогда зачем? – осведомился Эйхгорн.

– Затем, что мне за это платят! – фыркнул Ках-Ур. – Мне нужно на что-то жить! Нужно что-то есть! Думаешь, вот эта обсерватория свалилась мне с неба? Никого не интересуют орбиты планет и форма молний, зато всех очень интересует, что они пророчат!

Эйхгорн кивнул. В точности так он и предполагал.

– Я уже три луны, как перестал принимать частные заказы, – проворчал Ках-Ур. – Но великий халиф по-прежнему требует толкования небесных явлений – а ему так просто не откажешь. Жду уже не дождусь, когда сбудется мое последнее предсказание.

– Твое последнее предсказание… твоя смерть, верно? – вспомнил Эйхгорн. – Ты предсказал, что умрешь в день Бирюзового Крокодила?

– Ага, – легкомысленно ответил Ках-Ур. – Этого года. Уже совсем скоро. Хороший такой гороскоп получился, подробный…

– Не понимаю.

Ках-Ур повертел головой, словно опасаясь, что его могут подслушать. Потом он поманил Эйхгорна пальцем и вполголоса спросил:

– Хочешь секрет, чужестранец? Я на самом деле вообще ничего не смыслю в астрологии. Полный профан. Некоторые вроде бы действительно в этом разбираются и кое-какие их предсказания я даже не могу объяснить… но не я. Я всю жизнь делал просто общие предсказания, которые можно истолковать как угодно. Пророчил беду или радость… всегда же бывают какие-то беды или радости?..

– Зачем? – снова спросил Эйхгорн.

– Да все затем же. Чтобы было, чем пропитаться. Чтобы получить хлебную должность при халифе. Чтобы купить себе вот этот телескоп… ты знаешь, сколько он стоит? И для всего этого мне нужно было звание в Астрологической гильдии и известность. Так что еще юнцом я составил собственный гороскоп – преподробный!.. – и в точности назвал дату собственной смерти. Ткнул пальцем наугад, в общем-то… хотя запас времени оставил себе порядочный. Признаться, я даже не думал, что действительно проживу так долго.

– Но предсказание не сбудется, – задумчиво молвил Эйхгорн.

– Почему это? – обиделся Ках-Ур. – Сбудется, разумеется. В день Бирюзового Крокодила я запнусь ногой о скамейку, вывалюсь из окна башни и разобьюсь насмерть.

– Откуда ты так точно зна… о, – догадался Эйхгорн.

– Правильно, – ухмыльнулся Ках-Ур. – Наша судьба в наших руках. И мой гороскоп благополучно сойдется, уверяю тебя.

– Но… но зачем?! – поразился Эйхгорн.

– Чтобы не прослыть пустословом, – строго произнес Ках-Ур. – Ты представляешь, что скажут обо мне коллеги, если окажется, что я ошибся? Представляешь, какой грязью будет замарано мое имя?

– И что, смерть предпочтительнее?

– А разве есть ученый, что сделал бы иной выбор? – удивился Ках-Ур.

Эйхгорн не стал спорить.

Прошло еще пять дней. Эйхгорн наконец-то забрал у оптика новые очки и починил старые. Позеркалил королю Парибула, сообщив, что увольняется. Надо сказать, того это совершенно не обрадовало. Он долго и громко возмущался, а в конце пообещал, что теперь Эйхгорн не найдет работу ни в одном королевстве.

Особенно короля разгневало то, что он останется без самогона.

А еще Эйхгорн нашел покупателя на Фисташку. Причем тот заплатил даже больше себестоимости. Совсем чуть-чуть, всего на два денгара, но тем не менее, Эйхгорн неожиданно получил прибыль.

Сама Фисташка переходом в другие руки осталась более чем довольна. Покупатель оказался настоящим мужчиной ее мечты – знатный, богатый и щедрый. Эксцентричный сибарит, занимающий какую-то синекуру при дворе халифа и большую часть времени просто прожигающий жизнь. Жениться он не планировал, детей терпеть не мог, и кроме Фисташки у него было уже три… горничных.

Ту это, впрочем, не огорчило – что-что, а ревность в число ее недостатков не входила.

– Она похожа на кошку, – честно признался Эйхгорн, передавая товар. – Совершенно бесполезна, беспредельно эгоистична, но при этом чертовски очаровательна.