Евгений Белогорский - Операция Невозможное (Лето и осень сорок пятого)

Единственное чем мог безболезненно пожертвовать «советский Багратион» во благо советско-французской дружбы — это находящимися на переформировании соединениями, в числе которых была и дивизия полковника Петрова.

— Гамбург брал, Брюссель брал, теперь Париж будет охранять — пошутил маршал, объясняя штабу фронта свой выбор.

— Но ведь он не русский. Перед французами будет неудобно — попытался переубедить маршала член Военного совета фронта, но тот твердо стоял на своем.

— В первую очередь, полковник Петров советский человек, — назидательно подчеркнул Рокоссовский комиссару. — Прекрасный офицер, за плечами которого не только Великая Отечественная война от звонка до звонка, но и финская и испанская. За пленение фельдмаршала Манштейна и умелое руководство дивизией при проведении Северогерманской операции представлен, к званию Героя Советского Союза. По-моему, полковник Петров подходит по всем статьям.

— Лично у меня никаких претензий к полковнику Петрову как к командиру дивизии нет. Грамотный и инициативный офицер, способный в трудную минуту принять правильное решение — поддержал командующего начштаба Малинин. — Петров с отличием закончил академию Генерального Штаба, куда был отправлен по личному распоряжению товарища Сталина. Культурен и высокообразован, отлично знает немецкий язык. Думаю, если надо выучит и французский.

— Но французы могут обидеться. Ведь Петров полковник, а для такой важной и деликатной миссии нужен генерал — наседал член Военного совета.

— В чем дело? — притворно удивился Рокоссовский, — пишите представление, мы поддержим. Правда, Михаил Сергеевич?

— Конечно, товарищ командующий — подтвердил Малинин, но Субботин пропустил его слова мимо ушей.

— Я считаю, что полковник Петров, это не та кандидатура, которая нам нужна — начал комиссар, но маршал моментально его прервал.

— Товарищ член Военного совета, есть ли у полковника Петрова взыскания по партийной линии? — холодно поинтересовался Рокоссовский.

— Нет, но…

— У вас есть сведения о недостойном поведении коммуниста Петрова?

— К чему все эти вопросы, товарищ маршал?

— Просто я хочу знать, что такого знаете вы, чего не знаем мы с генералом Малининым, товарищ генерал-лейтенант, — Рокоссовский говорил четкими, короткими фразами, нагоняя холод на зарвавшегося политработника, — у вас есть более достойная кандидатура, чем полковник Петров. Если есть скажите и мы обсудим её, если нет, то давайте закончим это дело, товарищ Сталин ждет моего ответа.

Кандидатуры у члена Военного совета конечно были, но это были в основном политработники, а обозлившиеся Рокоссовский и Малинин могли в два счета доказать их недостойность.

— Мне кажется, что будет лучше, если полковнику Петрову в его важной и очень ответственной миссии будет помогать политработник — комиссар ожидал, что маршал встретит его предложение в штыки, но этого не случилось.

— Если как член военного совета дивизии, то мы не против. Если как помощник полковника Петрова, то пишите, обосновывайте свое предложение перед Главным Политуправлением. Посмотрим, что оно скажет.

— Хорошо, я сегодня же отправлю это предложение в Москву за нашими подписями — обрадовался Субботин, но Рокоссовский моментально осадил его.

— Нет. Только за вашей подписью. А сейчас давайте решим с полковником Петровым. У вас есть документальные материалы, говорящие о недостойном поведении коммуниста Петрова? Если есть, то немедленно предоставьте их нам, если нет, то вопрос о нем считаю решенным — маршал вопросительно посмотрел на Субботина.

Комиссару очень хотелось сказать об имеющихся у него сигналах о контакте Петрова с немецкими женщинами. Их, правда было всего два, но и этого было достаточно, чтобы задвинуть несносного «якута» раз и навсегда. Он уже был готов раскрыть рот, но взглянув на командующего и начштаба, понял, что они только этого и ждут.

Все дело было в том, что у комиссара у самого были некоторые прегрешения на любовном фронте. Конечно, это было давно и неправда, но член Военного совета интуитивно понял, его противостояние достигло опасного предела, для него самого.

— Товарищ Малинин, приказ на полковника Петрова готов? — нарушил изрядно затянувшееся молчание Рокоссовский.

— Так точно, товарищ маршал — Малинин проворно раскрыл папку и положил её перед командующим. Взяв из стаканчика темный синий карандаш, маршал размашисто расписался под приказом и вернул папку начштабу.

— Известите товарища Петрова его новые обязанности. Все необходимые инструкции он получит через час. Думаю, к этому времени шифровальщики управятся.

— А как же Москва? Разве мы не будем с ней утверждать кандидатуру Петрова? — удивился Субботин.

— Товарищ Сталин оставил это на мое усмотрение и ждет скорейшего выполнения своего приказа, — любезно пояснил политработнику маршал, — вы свободны товарищи.

Столь необычное изменение в своей судьбе полковник Петров воспринял с удивлением и иронией. Дело было в том, что полковник ранее уже бывал в Париже. Первый раз, когда ехал в Испанию и второй раз, когда покидал её. На ознакомление с французской столицей в общей сложности ему выпало почти четверо суток и этого вполне хватило, чтобы понять и уловить его веселую и радостную суть. По понятным причинам он не мог знать легендарное утверждение о том, что Париж — это «празднике который всегда с тобой», но если бы знал, то несомненно полностью согласился с ним.

Местом дислокации советских войск под Парижем был избран его восточный пригород Шуази-Ле-Руа, где имелись военные казармы, находящиеся в хорошем состоянии. Построенные накануне Первой мировой войны, они за короткий период сменили много хозяев. Сначала по праву собственника ими владели французы, затем их заняли немцы, которых сменили американцы, но не надолго. После того, как война ушла на восток в Германию, на флагштоке гордо взвился французский триколор, к которому неожиданно присоседился и красный флаг.

Чтобы не вызывать ненужного ажиотажа среди французов, он был вывешен только над казарменной комендатурой, где разместился штаб советской дивизии. По своим размерам «молоткастый серпастый» полностью уступал в размерах всем штандартам и знаменам бывших здесь до него. Маленький и аккуратненький, он сразу стал местной достопримечательностью и каждый вечер, французы с интересом приходили смотреть на него.

Сразу заговорили о казаках русского императора Александра стоявших под Парижем целых два года и подаривших французам после своего ухода множество детей и название бистро. Особо продвинутые знатоки истории сразу же стали показывать на коре деревьев следы, якобы оставшиеся после казацких уздечек. Но большинство французов волновали совершенно другие вопросы; собираются ли русские платить займы царского правительства и что они могут предложить на обмен. У стоявших неподалеку, на аэродроме Орли американцев, этот процесс был поставлен на широкую ногу.