Евгений Белогорский - Операция Невозможное (Лето и осень сорок пятого)

— Идите — кивнул особист и переводчица, с достоинством покинула кабинет.

Дождавшись пока за Захаровой закроется дверь, и стук её каблучков замрет в глубине коридора, Шалашов продолжил беседу с Петровым.

— Ну и как тебе эта зубастая столичная штучка? — Вопрос был задан в доверительном тоне, с расчетом на мужскую солидарность и откровенность, но полковник не поддержал призыв особиста поговорить по душам.

— Поживем, увидим — неопределенно сказал Петров, однако Шалашову такого ответа было явно мало.

— Конечно, горда, и своенравная, но при этом имеет массу достойных качеств — не унимался особист.

— Ты имеешь в виду рост за метр семьдесят и третий номер груди? — не удержался от едкости полковник.

— Причем здесь это? Мария Владиславовна прекрасный и грамотный специалист, много знающий и думающий человек.

— А также ответственный, надежный и проверенный товарищ. Слушай Шалашов, кончай расхваливать свою креатуру. Дали нового переводчика и дали. Я не буду требовать её замены.

— Причем здесь моя креатура? — изобразил удивление Шалашов. — Просто я сразу вижу грамотных и толковых работников.

— Притом, — коротко отрезал полковник. — Что французы?

По лицу особиста было видно, что у него было много весомых аргументов, способных доказать Петрову его неправоту, но он решил не мешать мужскую трепотню с государственным делом.

— А что французы? По всем приметам у них вот-вот начнется первое действие Марлезонского балета, как писал Дюма-отец — блеснул эрудицией особист, но Петров пропустил мимо ушей его книжную феерию. За время общения с Шалашовым, он заметил за особистом одну особенность. Чем хуже шли дела, тем больше шуток и юмора появлялось в его словах.

— Я понял, что плохо. Говори коротко и конкретнее, что и как.

— Если коротко и конкретнее, то сильно жмут недруги генерала де Голля. Так сильно, что он слегка испугался и дал согласие созвать в Париже примирительную комиссию, на которой решиться его бодание с генералом Жеро — пояснил Шалашов.

— Что-то мне не очень вериться, что де Голль испугался эти кабинетных крыс, — не поверил особисту Петров. — Генерал не из робкого десятка человек. За его спиной война и пафосным гудением о судьбе страны его не прошибешь.

— Милый мой полковник, мирная политика это тебе не война, где все можно решить одним ударом и заставить проигравшую сторону подписать полную и безоговорочную капитуляцию. Ты пойми — война кончилась и де Голль вынужден считаться с мнением тех, кто всю войну просидели в углу и ничего не делали, кроме кухонных разговоров о спасении Отечества. Вчера они ему ноги как освободителю целовали, а теперь у них прорезался голос и чувство собственного достоинства, и генералу приходится с ними считаться.

— Почему? Ведь своим бездействием во время оккупации они себя полностью дискредитировали!? — искренье удивился полковник. — Как можно их вообще в расчет принимать!

— Да очень просто. Раз на них нет крови и сотрудничества с немцами, значит они чистенькие и хорошие, и к ним нет никаких претензий. Вот такое оно, гнилое нутро буржуазной демократии, во всем своем блеске и обаянии — мрачно усмехнулся особист. Петров хотел что-то сказать, но Шалашов только махнул рукой. — В каждой избушки свои погремушки и с этим ничего не поделаешь.

— Понятно.

— Вот и отлично. Едим дальше. Освобождая Францию, генерал де Голль сделал несколько нелицеприятных заявлений в адрес столичного политического бомонда и потому, они ему всячески вставляют палки в колеса. Вместо того, чтобы выразить де Голлю свою поддержку как временному главе республики и осудить заигрывание Жеро с американцами, они настояли на создание примирительной комиссии. Костьми легли, но заставили генерала согласиться на это. Так что скоро мятежный генерал должен будет прилететь в Париж из Лиона для переговоров.

— И что же в этом плохого? У де Голля больше заслуг перед страной, чем у Жеро и местные политиканы будут вынуждены, поддержат его. Тут и сомневаться нечего — убежденно произнес полковник, чем вызвал на лице собеседника улыбку сожаления. Простые солдатские рассуждения Петрова были весьма далеки от политических реалий.

— Ах, полковник. Политика это искусство, сделать невозможное возможным. Вспомни, как в 1878 году в Берлине, царская Россия без единого выстрела отдала половину своих побед в войне с Турцией. Поэтому, не удивлюсь, что эти деятели на встречи будут настаивать, чтобы ради блага Франции оба генерала ушли в отставку и передали власть гражданскому лицу. Например Гуэну или Бидо, или чудом уцелевшему в Бухенвальде Блюму. Все они известные, а самое главное понятливые и предсказуемые политики, которые не делают резких движений как наш бравый генерал.

— На месте де Голля я бы послал бы их по известному всем адресу, а генерала Жеро арестовал — не удержался от комментария полковник.

— Я бы тоже, но вся беда в том, что де Голль собирается идти в большую политику. Сильной поддержки со стороны местных парижских депутатов у генерала нет. С французскими коммунистами он не ладит и значит любые волевые действия ставят крест на его политической карьере.

— Ясно. Что делать нам в этой ситуации?

— Пока что наблюдать и ни во что ни вмешиваться. Пытаться своим присутствием удержать другие стороны от вмешательства во французские дела — процитировал полученную из Москвы депешу особист.

— А оно возможно?

— В том-то и дело, что возможно. За последнее время слишком активно заработал соседний аэропорт, находящийся под контролем американцев. По докладам наблюдателей вместо обычных одного — двух самолетов в два — три дня, за последнее двое суток, прибыло сначала пять, а затем семь транспортных самолетов из американского сектора Германии. Что интересно, к их разгрузке местный персонал не допускался, при относительно небольшом числе американской обслуги.

Прибывали они в основном в вечернее и ночное время, когда визуальное наблюдение затруднено. Единственное, что удалось один раз определить точно — это присутствие на борту самолета людей одетых в американскую форму, примерно около взвода. Территорию аэропорта они не покидали, а с определенного момента, большая часть здания аэропорта полностью закрыта, для французов. Все это наводит на невеселые мысли.

— Судя по твоему озабоченному лицу, американцы уже дали вполне разумные объяснения по поводу закрытия доступа в помещения аэропорта.

— Сказали об особо ценном грузе из американского сектора, который ждет отправки морем, а прибывшие военные его охраняют.

— Не знаю ценность этого ценного груза, но его охрана вряд ли имеет численность больше батальона — уверенно заявил полковник.