Ольга рейгъ - Врата фюрера. Апокалипсис волка

— Меня восхищает бесконечная интеллектуальная составляющая вашего служения Господу. К тому же, если мне не изменяет память, несколько библиотекарей были избраны папами.

Приятно удивленный тонкой лестью, спутник стал более словоохотлив, признаваясь директору банка:

— Когда кардинал рукоположил меня во священника в кафедральном соборе, предстоятели не могли решить, отправить меня изучать высшую математику или святоотеческое наследие. Но в итоге было выбрано второе. Так что мы могли бы стать коллегами.

— Тогда может вы скажете, кто меня ждет на этой встрече, кроме тех, о ком я знаю сам.

— Уж не знаю, о ком вы знаете сами, но могу сказать, что наверняка вас познакомят с новым префектом Апостольской библиотеки монсеньером Лоренцо Манчини. Он имеет большой опыт работы в миланской Амвросианской библиотеке, а это, если вам интересно, двоюродная сестра нашего книжного фонда, наследия Папы Римского. Многим жаль, что Амвросианская библиотека, находившаяся под властью Святейшего Престола, более тридцати лет назад стала автономной. Но это не мешает, как и прежде, приглашать лучшие силы из той обители человеческого ума сюда, в эти божественные пенаты. А библиотекари, ставшие Папами, о которых вы упомянули, — Анджело Май, Джованни Меркати и Ахилле Рати, и все трое перешли из Амвросианской библиотеки в Ватиканскую.

Любопытно, — отмечал про себя Джузеппе Бутилльоне, — неужели он удостоится чести быть знакомым с будущим папой римским? Это следовало учесть; чем, как говорят, кто не шутит.

Он не стал признаваться, что некогда здесь, в библиотеке, работал его дальний родственник, который и поспособствовал тому, что будучи молодым человеком, студентом Лондонской школы бизнеса он смог, прилетая в Рим, попасть сюда, в это уникальное хранилище рукописей и книг. Знал ли об этом профессор, подсказавший тему, связанную с Ватиканом? Наверняка, — благодаря своему жизненному опыту, был уверен Джузеппе. Но эта уверенность относилась к области, закрытой ото всех, таящейся глубоко-глубоко в сердце. И то, что тайна сия могла вскрыться, беспокоило его больше, чем смерть нацистского отпрыска фон Краузольда и всё богатства Третьего рейха, вместе взятые…

Кардинал-библиотекарь отворил дверь небольшой комнаты, и они очутились в помещении, напоминающем читальный зал: парты-столы, стеллажи, заставленные книгами, снабженными после недавней реставрации компьютерными чипами — в целях сохранности ценных фондов от воров в ранге священнослужителей и приезжих именитых ученых. Благодаря современной системе климатического контроля в помещении было достаточно свежо, но не холодно. Миновав читальный зал, они свернули в проход между стеллажами и оказались у внушительной дубовой двери.

— Вам сюда, — сказал провожатый и, постучав, кивнул Джузеппе головой в знак приятного знакомства и одновременно — расставания.

— Grazie eminentia, — поблагодарил гость, входя в тихую, уютную комнату, где среди картин и драпировок уже присутствовали посетители, расположившиеся в глубоких креслах.

Джузеппе Бутилльоне ждали двое: президент Банка Святого престола Рокко ди Чента и незнакомец, оказавшийся, когда их познакомили, тем самым префектом Апостольской библиотеки, о котором так кстати упомянул приведший его сюда кардинал.

— Не станем тянуть время, — распорядился ди Чента. — Всем нам понятно, что произошла большая неприятность, в результате которой мы потеряли ценного клиента, вернее, ценные сведения, хранившиеся у клиента.

— Да, это так, — подтвердил пожилой монсеньер.

— Но вряд ли получение ценных сведений полностью зависело от нас, — попытался оправдаться прибывший.

— Конечно, — парировал глава ватиканского банка, — но вы же приставили своих людей к объекту не для того, чтобы с ним что-то случилось? Или я ошибаюсь?

Тон Рокко не сулил ничего хорошего. К тому же Джузеппе никому не говорил, что просил своего знакомого сделать такое одолжение и проследить за фон Краузольдом. Откуда же стало всё известно?

— Вы понимаете, что, подключив к делу какого-то юнца, вы поставили под удар всю долго планируемую операцию. Но что еще хуже: юнца-неонациста!

Голос банкира готов был вот-вот сорваться, однако в следующую минуту ди Чента взял себя в руки и, стараясь проявлять максимум любезности, обратился к префекту:

— Здесь, в хранилищах библиотеки, уже подготовлены места для принятия ценных рукописей и книг, изъятых нацистами в европейских странах и вывезенных в годы войны. Мы, — голос Рокко вновь обрел стальные нотки, — целых шестьдесят лет потратили на то, чтобы найти концы, ведущие нас к сокровищам; да, Джузеппе, сокровищам не только материальным, но духовным (тут Рокко поднял вверх палец, как бы ища подтверждения у Господа Бога).

— Думаю, наш гость знает или слышал, что нацисты в первую очередь искали рукописи оккультного, эзотерического характера, — осторожно подбирая слова, сказал префект.

Джузеппе был осведомлен, что нацистов также весьма интересовали секретные подземные хранилища и банки Ватикана; но он не озвучил это. Вместо этого гость произнес:

— Но разве Ватикан на протяжении веков не боролся с оккультной ересью, не преследовал магию?

— Вы правы, но ведь это же очевидно для такого человека, как вы, допущенного к…

Тут монсеньор Лоренцо Манчини замолчал, не спеша определить, к чему конкретно допущен Бутилльоне, и его выручил ди Чента:

— Монополия на знания всегда делала Ватикан могущественным. Отобрав нацистские сокровища, в том числе, естественно, и материальные, как то: шедевры живописи, раритеты археологии, артефакты церкви и реликвии монарших домов, — Ватикан смог бы обрести утерянные позиции и даже, возможно, подняться на новую ступень влияния в мире.

— Да, мы могли бы заняться возвращением некоторых раритетов их национальным правительствам в обмен на уступки нужного нам рода… — тихо добавил Манчини. — Эти сверхценности должны были достаться Ватикану, и никому более.

— Но, уважаемый монсеньор, — сдерживая негодование, говорил Джузеппе Бутилльоне, — меня не в чем упрекнуть, я старался во имя нашего общего дела. Попросив своего молодого московского приятеля проследить за объектом, я не давал распоряжения причинять ему вред. И я готов поклясться, что молодой человек следовал моим рекомендациям.

— Но почему неонацист?

— Да хотя бы потому, что как раз у него не могло возникнуть искушения убить клиента.

Бутилльоне всё никак не хотел называть убитого по имени, чтобы — он знал — его признания о причастности к этой истории не были бы записаны на подслушивающую аппаратуру. А в том, что Ватикан буквально напичкан подобными устройствами, он даже не сомневался.