Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

А возле памятника Ленину к этому дню возводилась трибуна. Из досок, украшенных красными кумачовыми полотнищами с лозунгами.

Часов в 10 утра на трибуну поднимались районные руководители (включая наших с Миутой мамы и папы) и кто-то говорил речь, потом выступали передовики производства. А мы тихонько развлекались. Но это – 1 мая, обычно в этот день было тепло. А вот на 7-е ноября почти всегда было холодно, и мы отчаянно мерзли. Я имею в виду учеников. Потому что в колоннах взрослых грелись старым проверенным способом: употребляли «по рюмочке, по маленькой…» Только пили не рюмочками, а стаканами…

И самое противное, что основную массу митингующих составляли именно учащиеся школы. И поэтому нас на площадь выводили первыми, часов в 9 утра. Как раз в это время начинался восход, и как известно, на рассвете мороз всегда наиболее «продирающий». До костей!

И вот в тот год было холодно, нас вывели рано, мы замерзли и жаждали лишь одного – пусть поскорее все начнется и побыстрее закончится.

Накал нашего ожидания достиг пика примерно через час. К этому времени рассвело, прибыли все участники, которых расставили по местам, вот-вот на трибуну должны были взойти местные вожди. И именно в этот момент, со стороны райкома партии (а он был как раз напротив РДК), на углу улиц Ленина и Кучеровых, кто-то выпустил поросенка.

Нам потом говорили, что это случайность, что он вырвался из свинарника на соседней улице и увидев столько народу, испугался… И тогда я верил этому – мне ведь было лет двенадцать, ну, может на год больше. Но вот сейчас я думаю – если бы он появился на полчаса раньше, или позже, это могло быть случайностью. Но именно в тот момент…

Да нет, точно кто-то выпустил вполне сознательно поросюка!

Как раз из дверей райисполкома, а он находился напротив входа в парк (да я сейчас, сидя на скамейке, мог видеть его прямо перед собой, сквозь ветви кленов прямо через улицу) начали выходить наши руководители. И вдруг – поросенок.

Милиционеры бросились поросенка ловить. И это было ошибкой – если бы они не торопясь, стали оттеснять его в сторону трибуны, а там уже, прижав к парковому ограждению, бросили на него, все бы и обошлось. Ну, похмыкали бы в колоннах, да и все.

Но милиционеры растерялись. А тут еще начальник милиции выбежал на середину площади и как закричит:

– Что это! Убрать свинью, немедленно!

Милиционеры бросились на поросенка. Поросенок завизжал и бросился наутек. Милиционеры – за ним. Кое-кто из них упал, при этом выражаясь нецензурно, начальник милиции кричит, а колонны взорвались хохотом.

Причем симпатии собравшихся были на стороне несчастного поросенка, который от шума одурел и носился по площади, громко вереща и не даваясь в руки милиционеров. Районное начальство тем временем вернулось обратно в здание райисполкома.

Не помню уж, кто и как обезвредил нарушителя, но мероприятие оказалось сорванным. Когда получасом позже был восстановлен порядок, на трибуне стояли те, кому всегда предназначено было на ней стоять, и первый секретарь райкома партии товарищ Астраханцев начал читать доклад, то здесь, то там в колоннах то и дело вдруг вспыхивал беспричинный смех, его душили в зародыше начальники колонн, но он тут же начинался в другом месте.

Доклад был скомкан, выступающих в тот раз не было, и все мы, как обычно, прошли мимо трибуны, махая флажками и выкрикивая «Ура!!!», но даже в этот торжественный момент вдруг ни с того ни с сего начинали хохотать…

И вот после этого раза нас уже на демонстрации не водили. Участвовали только взрослые. Ну, и курсанты ГПТУ-37, а также студентки медучилища.

Так что поросенок сослужил нам, школьникам, недурственную службу.

Вот так я лениво гонял мысли в голове, не открывая глаз. Я не изменил позы и после того, как справа от меня раздались шум и голоса: шестой урок закончился, и мои товарищи расходились по домам, при этом они потоком текли по центральной аллее парка, не сворачивая в мою сторону.

Но тут сбоку рядом со мной послышался шорох.

Я шевельнулся, меняя положение, подвигал начинающими затекать ногами. Засунул руки в карманы своего демисезонного пальто, сжав зябко плечи и, открыв при этом глаза, увидел, что я на скамейке уже не один.

Справа на краешке, на сидении сидела Варвара Рукавишникова, девчонка из параллельного «А» класса. В своем щегольском светлом плаще, с яркой косынкой на шее и белом большом берете, который она носила, сдвинув влево, так, что ее светлые густые пшеничного оттенка волосы прядями прикрывали правое ухо и часть лица.

Это у нее был такой стиль. Обязательно одного тона пальто или плащ, берет, туфли – и контрастирующие с ними косынка или шарф – на шее.

Я вынужден был открыть глаза. И скосить их в ее сторону.

Рукавишникова сидела, вытянув далеко вперед свои длинные ноги в кожаных светлокоричневых ботах и смотрела перед собой. Ноги – это ее гордость. Девочки из нашего класса нам как-то говорили, что Рукавишникова, кроме лета, ходит только в капроновых чулках. Чтобы ее красивые ноги бросались в глаза. Ну, а летом, естественно, как и все, она ходила вообще без чулок.

Наверное, подумал я, она и сейчас смотрит не перед собой, а на ноги.

Однако я ошибался. Она смотрела на листья под ногами.

Потому что то и дело шевелила носком бота шуршащую высохшую листву. И при этом косилась в мою сторону.

Интерес этот был мне непонятен. Все мы Рукавишникову побаивались и избегали. Она была, не как мы, она была другой.

Появилась Варвара Рукавишникова в нашей школе года два назад. Ее отец, инженер, приехал работать к нам на элеватор в «Заготзерно». Так мы называли поселок за железнодорожной линией – наша Боговещенка вся располагалась с одной стороны железнодорожной линии Барнаул-Кулунда, и вокзал – тоже на нашей стороне. А вот в полукилометре примерно, с другой стороны «железки», как раз напротив вокзала, и находился собственно элеватор, цеха по переработке зерна, и поселок, в котором жили рабочие и инженеры. И называли все это одним словом – «Заготзерно».

И в школу ребята из «Заготзерна» добирались так: доходили до «железки», переходили ее, и у вокзала садились на один из кольцевых автобусов. Эти два автобуса ходили навстречу друг другу по круговому шоссе маршрутом: Автовокзал, железнодорожный вокзал, Стройпоселок, районное автохозяйство, и по улице Гаражной – вновь на автовокзал. Мимо улицы Кучеровых, на которой стоял мой дом, и по которой все, кто приезжал автобусом, шли в нашу школу. По площади мимо памятника Ленину, либо через парк, по центральной аллее, минуя танцплощадку.

Отец Рукавишниковой был то ли главным инженером «Заготзерна», то ли еще каким-то начальником. А ее мать – работала на элеваторе. Тоже каким-то руководителем.