Милена Завойчинская - Дом на перекрестке (трилогия)

— Да это ерунда. Я оденусь как гламурное блондинко, и все проглотят как нечто само собой разумеющееся.

— Леди, а гламурное блондинко, это как? — тоненько уточнила Тамия, которая сидела вместе с нами в комнате.

— О-о, Тамия, это страшное оружие девушек. Побольше стразиков и злата-серебра, каблуки повыше, одежду как можно более обтягивающую. А главное — выражение лица. Иначе не поверят.

— И какое же должно быть выражение лица? — заинтересовался Эрилив.

— Глазки наивные и не обремененные интеллектом, ресницы килограммовые, губки 'рыбкой' и делать вид, что я самая красивая.

— А как это — губки 'рыбкой', - озадаченно переспросила Тамия.

— Да? Как это? — повторил за ней лирелл.

— А вот так, — я изобразила силиконовые губы, надув их. — Только надо еще накрасить их яркой помадой.

— Ой! — Тамия звонко рассмеялась.

— Да-а, — Эрилив ее поддержал своим хриплым смехом, отчего у меня по спине помчался табун мурашек, а удерживать губы 'рыбкой' стало трудно. — Вики, ты уверена, что выдержишь так долго? Может, пусть лучше Марсик ждет нас дома? А то еще отвалятся губы по дороге?

— Ну не знаю, — я подмигнула им. — Можно еще купить толстый гламурный журнал с картинками и листать с видом, словно это что-то необычайно умное и важное. Тогда можно будет забыть о губах. Невозможно же в мозгу удержать одновременно такие сложные мысли, как удержание губок и постигание последних коллекций моды. А еще я могу с глупым видом виснуть на твоей руке и щебетать.

— Нет! Щебетать не надо, — пошел на попятный Эрилив. — Я согласен на губы и журнал.

Вот так мы и собрались ехать к моим родителям. Эрилив, Марсик — по такому случаю получивший поводок с наложенной иллюзией стразов, и я. А-ля блондинко гламурное: узкие голубые драные джинсы, лодочки на шпильках, много-много туши на ресницах, обтягивающий сиреневый топ (в тон Марсу), пиджак с закатанными руками, открывающими запястья, украшения, подаренные княгиней, и маленькая сумочка в руках. Ах да, в другой руке поводок, заканчивающийся лиловым щенком.

Сумку с вещами, — одну на двоих, — нес Эрилив.

Сказать, что Марсик произвел фурор — это не сказать ничего. На нас оглядывались и показывали пальцем. Его пытались потискать дети, которым лиловый щенок не казался страшным собаком, а потому его непременно нужно было погладить и почесать за ушком. Несколько девушек 'соплеменниц', из той же породы гламурных блондинок, горя глазами, задавали вопрос: 'Где?! Где могут так покрасить их собачек?' Пришлось сказать, что красила сама, жутко дорогой и редкой краской, привезенной из Бразилии. М-да. Про то, что все встречные особи женского пола ломали глаза об Эрилива, я молчу. Это и так понятно, и уже привычно. Тот только изредка закатывал глаза, когда очередная моя 'соплеменница' наклонялась к песику, выгодно выпячивая то, что считала особо выдающейся частью тела. Тут уж по разному, кто гордился филеем в микро-шортах или юбке, кто содержимым декольте. Но практически все не забывали про губки рыбкой. А Эрилив сдерживался изо всех сил, чтобы не смеяться в голос. Теперь-то он знал, что означает это дебильное выражение лица. Впрочем, сегодня звездой программы был не лирелл, а Марс, так что он легко отделался.

В электричке мы заняли свободные места, и я смогла расслабить лицо. Вот уж не предполагала, что 'держать губы' — это так тяжело. Невольно зауважала девушек, способных на такое постоянно. Эрилив только посмеивался, но комментариев не отпускал. И только, когда я приняла свое нормальное выражение, он не выдержал и, хрюкнув от смеха, спрятал лицо в ладонях.

— А кто сказал, что быть девушкой легко? — философски протянула я онемевшими губами, и он мелко затрясся от смеха.

Доехали мы до моего дома без приключений. Взяв на вокзале такси, благополучно высадились у 'хрущевки' родителей, и я, жестом указав на дом, произнесла:

— Ну вот, смотри. Вот в этой халупе я выросла, и тут же продолжают жить мои родители.

— Да? — он оглядел пятиэтажку. — Я думал все хуже. А так ничего в целом, нормальный дом.

— Ну, тогда затаивай дыхание, и не дыши, пока не дойдем до второго этажа, — предупредила я его и нырнула в подъезд.

— Боги! — выдохнул лирелл на лестнице. — Почему так пахнет-то?

— А я тебя предупреждала, чтобы не дышал, — фыркнула я, стараясь не рассмеяться.

— А надписи на стенах зачем? И вот та, про Вичку-стерву — это про тебя?

— Ага. Мое имя увековечено в веках.

— Почему в веках? — Эрилив стоически пытался не дышать.

— Потому что этот дом будет стоять, скорее всего, до тех пор, пока сам не развалится. Новое жилье-то никто не хочет предоставлять жителям сего 'монументального' строения.

Дойдя до квартиры, я позвонила и стала ждать. Мама уже знала, что я приеду не одна, а потому открывать своим ключом я не стала. Мало ли, может, они с папой еще не оделись. Клацнул замок, мама выпорхнула с радостным лицом, и остолбенела.

Первым в поле ее зрения попал Эрилив. О-о-о, это нужно было видеть. Такая непередаваемая гамма чувств пронеслась по маминому лицу, что я пожалела, что у меня собой нет видеокамеры. Изумление, восторг, недоверчивость, умиление, а потом понимание, что этот объект живой и настоящий, более того, стоит рядом с ее квартирой, а она в обычном сарафане… И о ужас! Он на нее смотрит, улыбается и даже моргает. Нервно поправив лямку сарафана, она перевела взгляд, не сумев выдавить из себя ни слова, и уставилась на умильную собачью морду лилового цвета с высунутым языком. Тут мама икнула, моргнула и протерла глаза. Марс тоже моргнул и улыбнулся во всю свою пасть. Мама издала сдавленный звук, прошлась взглядом по собачьей шерстке до хвоста и обратно, и снова подняла глаза на Эрилива.

— Леди, — хрипло произнес он и улыбнулся еще обаятельнее.

Мама начала багроветь и я поняла, что мне пора вмешаться, пока не вмешался Кондратий и не обнял мамулю.

— Мама, привет, — я выступила из-за Марсика вперед. — Я вот привезла своего друга Эрилива. Он тоже иностранец и коллега Эйларда. А это мой щенок, Марс.

— Э-э-э… — выдала мама.

— Марс, это моя мама. Веди себя прилично, как настоящий взрослый пес.

Марсик убедительно, а главное, громко, гавкнул и мама вздрогнула.

— Эрилив, знакомься, моя мама, Анастасия Витальевна, и прекрати смущать ее. Сделай лицо попроще, — посмеиваясь, обратилась я к телохранителю. — Мам, а ты отомри уже. Впускай нас, а то я устала стоять на каблуках.

— Леди, приятно познакомиться, — лирелл взял безвольно повисшую мамину руку и легонько ее поцеловал. — Вики о вас много рассказывала, и я весьма польщен нашим знакомством.

Ой! Кажется, мама превращается в соляной столб, как жена Лота. Пора вызывать тяжелую артиллерию в папином лице, и я, засунув голову в дверь, громко позвала отца. Мама снова вздрогнула и начала приходить в себя.