Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства

Корм вместо того, чтобы попытаться ударить или орать, вдруг ехидно улыбнулся. Я не сразу понял, в чём подвох. Орк, вышел через пару секунд из-за угла. Я не знаю, может, кормы как-то мягким местом чувствуют зелёных…, но в преддверии праздника Тепла, это был залёт. Орк просверлил меня взглядом и молча, пошёл дальше. Вашу маму….

— Можешь идти в загон Хромой, — скаля зубы, произнёс Кривой.

— С-с-с — тварь.

— Я ведь могу и палок прописать напоследок, учись, давай, мечом махать.

По дороге я обдумывал свои шансы попасть в праздничную команду смертников. Неполноценный, да ещё и агрессивный, получалось девяносто девять из ста. Процент на то, что кто-то сильней накосячит. Ну, как так то я? Со злобы хотел пнуть Ларка, идущего впереди. Просто так. Сдержался только по причине и так жалкого его вида и обвисших рваных штанов.

До ужина оставалось ещё с полчаса, я спустился в яму, проверить нары. По-местному конечно это слово звучало как деревянный настил, но я привык называть вещи своими именами. Хотя… Кто его знает, вечерами я любил философствовать, погрузившись в себя, в частности обыгрывал и это слово. Нары — это деревянный настил или кровать для заключённых? А что такое «шконка»? Жаль, Гугла нет.

Проверять в землянке-яме было что. Шмон, проходил регулярно, уж не знаю, что ищут в тюрьмах нашего мира, но тут искали «лепёшки» и «заточки». Если с последним всё понятно, то «лепёшку» надо объяснить.

В принципе рабы у орков имеют почти свободное перемещение в пределах глиняного селения орков. Нам, запрещено лишь входить в любое из зданий без ведома кормов, причём, строго настрого, вплоть до смерти. Доступ имеют только рабыни и то не все. И ещё, запрещено приближаться к лошадям. Но сейчас не об этом. В связи с таким вольным отношением, возникает соблазн сбежать. Ну, как минимум у половины рабов. Останавливают два фактора. Первый — степь. Степь кругом. А псы орков большие и быстрые, причём не всегда просто останавливают тебя — могут и кусками принести. И второй — каша. В неё шаман добавляет порошок. Уж не знаю, кокаин или героин родня этому, но кайфа никакого, а вот ломка безумная. Я видел, некоторые пытались попробовать голодать. Так вот, каша вызывает такое привыкание, что сбежавший, через два дня идёт обратно. Поэтому те, кто собирается сбежать, заготавливают «лепёшки» — бесформенные куски или порошок из сушёной каши. Говорят, она помогает пережить ломку, или как минимум отсрочивает её. Почему говорят? Потому что я ещё ни разу не общался со сбежавшим рабом. Но есть такое поверье, что бежать нужно вдвоём. Первый после благополучного побега, привязывает второго к дереву и дожидается, поедая «лепёшку», пока не пройдёт ломка второго. После чего второй, привязывает первого, ну и аналогично только без поедания. В общем, у половины рабов такие «лепёшки» были. Прятал, кто как может. Я глянул на бревенчатый потолок, моя была на месте, я даже проверять не стал, так видно, что метку никто не тронул. Взяв горшок, пошёл на улицу. На выходе столкнулся с Клопом, у того красовался бланш в пол-лица.

— О, красавец. Кормы?

— Не-е. Потом расскажу. Что?

— Похоже, сегодня не обыскивали, но проверь.

Клоп кивнул и, проходя мимо, сунул мне заточку,

— Держи. Спасибо.

Я встал в очередь к котлу, вскоре за мной пристроился и Клоп. В середину очереди попытался воткнуться Ряха, оттолкнув Толикама. Так бы я промолчал, но Толикам был нормальным рабом, хотя и постоять за себя не мог, да и настроение у меня было мерзопакостное:

— Ряха, ты может в конец встанешь, а не будешь наглеть?

Ряха глянул на Толикама, потом на меня,

— Тебе-то чего? Или лобызаетесь?

— Ты меня сдвинул на один горшок назад. А про лобызаетесь, может, расскажешь? Мне даже интересно стало.

— Ладно, — многозначительно произнёс раб, глянув на Клопа возвышающегося сзади меня, отошёл в конец очереди.

— Чего, рассказывай? — спросил я у Клопа.

— Неймётся же тебе, — ответил он. — Чего задираешь? Он же из прикормленных, того и гляди в кормы. Уж как минимум нашепчет.

— Чего шептать, вон одноглазый зыркает. Да и было бы кого задирать. Рассказывай, что у тебя?

— Бревно орку на ногу уронил.

Я некоторое время обдумывал его слова.

— Это как?

Он пожал плечами.

— Я смотрю, ты Ларка по криворукости опередить хочешь?

— Похоже уже.

Я поглядел на него. Он правильно понял мой взгляд.

— Ну, я не очень по-оркски, но Карлан и биться понимаю, думаю праздник в этом году мой.

— Значит, вместе пойдём, — я рассказал Клопу свою неудачу.

— Так, я ладно, нечаянно. Ты то, чего опять? — резюмировал мой рассказ Клоп.

— Да надоело всё.

— Смотри, сломишься. Первый знак. А я думаю, чего он сегодня завёлся…

Клоп трындел, а я не перебивал его, понимал, ему сейчас тоже не по себе, и эта бесполезная болтовня об моих ошибках хоть отчасти отвлекает от его собственной судьбы. Вот такой я раб-Сократ.

— … помирился бы с кормами, может что посоветуют.

— Ага, сейчас, только все закладки с «лепёшками» сдам.

Подола наша очередь. Одноглазый кинул в мой горшок треть от нормы.

— Старис, ты чего?

— Тебя потом накормят. Можешь идти.

— Ну, положено же….

— Иди. А то я тебе наложу чего позапашистей, и жрать заставлю.

Тварь. Я отошёл от котла и уселся на бревно, рядом с Толикамом. Брёвна стояли в два ряда. Со стороны это походило на нахохлившихся осенних воробьёв, сидящих на ЛЭП. Я со стороны смотрел — один в один. Рабы, уткнувшись носами в горшки, с жадностью поедали несуразное варево деревянными лопатками. Между брёвнами ходил корм, это чтобы мы не откладывали кашу на «лепёшки». Сегодня это был Жирный, но я его всегда называл уважительно по полному имени — Пидрот, ну нравилось оно мне.

На выходе с площадки кормёжки ещё и досмотр устроить могут. Понятно, что кому надо, может обойти эти запреты. Если очень захотеть, то можно вообще выменять дополнительную кашу у самих же кормов. Но и они должны показывать оркам своё рвение. Рядом уселся Клоп. Процесс поглощения пищи был свят. В это время на разговоры не тянуло. Слюна не давала.

— Держи, — вдруг протянул мне свой горшок с недоеденной кашей Клоп, вырывая из рук мой пустой.

Отказываться я не стал, но спросить чего за благородство в нём проснулось, между махами лопатки спросил.

— Всё равно сейчас выйдет наружу. С тебя четверть пайки, когда встану, — он кивнул в сторону котла.

Твою мать. Орки! Орки на ужине к экзекуции. Стопятидесятипроцентная примета. А присутствие в их делегации шамана — трёхсотпроцентная, что накажут до полусмерти.

— Клоп! — заорал одноглазый. — Сюда!

— Чего сидишь? — подошёл Жирный. — Здесь он!

— Тащи его, Пидрот.

Наказание орков, это не наказание кормов. Бил прихрамывающий орк. Видимо тот, которому Клоп ногу отдавил. Эх, как он бил. С оттяжкой, с душой. Я прижмуривался во время удара. «Девяносто восемь, девяносто девять, — считал я количество палок, понимая, что Клоп труп, — сто».\