Орсон Кард - Искупление Христофора Колумба

– Прекрасный дар, – возразил Хасан. – Ты же знаешь, что истории, которые мы раскопали, изучая рабство, пробудили большой интерес и сочувствие во всем мире. Ты не можешь изменить прошлое, но ты уже изменила настоящее, и эти люди отныне не забыты. Нашим современникам они ближе, чем герои древности. Это и есть та единственная помощь, которую ты могла им оказать. И ты это сделала. Теперь их помнят и знают об их страданиях.

– Этого недостаточно, – сказала Тагири.

– Если это все, что ты можешь сделать, – возразил Хасан, – то этого достаточно.

– Ну, я готова, – сказала Тагири. – Покажи остальное.

– Может, нам лучше подождать?

Она молча наклонилась и сама нажала кнопку воспроизведения.

Путукам и Байку собирали землю и золу, смешанные с их рвотой, и бросали в табачный отвар. Огонь под горшком потух и пар из него больше не поднимался, но они стояли на коленях, склонив головы над горшком, вдыхая запах грязи, рвоты и табака.

Путукам заговорила нараспев:

– Из моего тела, из земли, из дурманящей воды, я… Трусайт II автоматически остановился.

– Он не может перевести это слово, – сказал Хасан. – И я тоже. Оно не встречается в разговорном языке. Во время магических обрядов они иногда используют какие-то архаичные выражения. А это слово, возможно, восходит к старому корню, означающему “придавать форму”, “делать”. Таким образом, она говорит что-то вроде “я леплю тебя”.

– Продолжим, – сказала Тагири. Путукам вновь затянула свой речитатив:

– Из моего тела, из земли, из дурманящей воды, я леплю вас, о дети сорока поколений, смотрящие на меня из моего сна. Вы видите, как страдаем мы и жители всех других деревень. Вы видите белых чудовищ, которые превращают нас в рабов и убивают нас. Вы видите, как боги посылают болезни, чтобы спасти благословенных, и оставляют в живых только проклятых, чтобы те несли эту страшную кару. О, дети сорока поколений, смотрящие на меня из моего сна! Обратитесь к богам, научите их милосердию! Пусть они нашлют чуму, чтобы убить всех нас, чтобы земля опустела, и белые чудовища искали бы нас от моря до моря и не нашли никого, вообще никого, даже пожирающих человеческое мясо карибов! Пусть земля опустеет и на ней останутся только наши тела, тела тех, кому посчастливится умереть свободными. Заступитесь за нас перед богами, О мужчина! О женщина!

Так продолжалось довольно долго. Когда Путукам, устав, умолкала. Байку подхватывал песнопение. Вскоре и другие жители деревни собрались вокруг них, и время от времени присоединялись к пению. Особенно дружно тянули они нараспев имя тех, к кому обращались с мольбой: Дети сорока поколений, которые смотрят на нас из сна Путукам…

Пение все продолжалось, когда на тропе появились едва волочившие ноги от усталости испанцы, вооруженные мушкетами, пиками и мечами; впереди шли два смущенных индейца-проводника. Жители деревни и не пытались сопротивляться. Они не переставали петь даже тогда, когда их всех схватили, даже когда всех стариков, и Байку в том числе, проткнули мечами и пиками. Даже когда у них на глазах насиловали девушек, все, кто еще не потерял дара речи, продолжали свое песнопение, молитву, заклинание, пока, наконец, командир испанцев, потеряв самообладание, не подошел к Путукам и не вонзил ей меч в основание горла – как раз в то место, где сходятся ключицы. Захрипев, она умерла, и пение прекратилось. Ее молитва, как и молитва Байку, не остались без ответа. Она умерла, оставшись свободной.

Когда все жители деревни погибли, Тагири вновь потянулась к кнопке управления. Но Хасан опередил ее, выключив изображение.

Тагири вся дрожала, хотя внешне пыталась казаться спокойной.

– Мне уже случалось видеть такие ужасы и раньше, – сказала она, – но на этот раз она видела меня. Видела нас.

– Похоже, что да.

– Наверняка видела, Хасан.

– Похоже. – На этот раз он, казалось, был согласен с ней.

– В своем сне она видела что-то из нашего времени, из нашего сегодня. Может быть, она продолжала видеть нас даже тогда, когда проснулась. Мне даже показалось, что она смотрит прямо на нас. Пока она спала, у меня не было такого ощущения, но потом, когда она проснулась, мне стало ясно, что она не только видит нас, но и понимает, что мы видим все происходящее. Это уже не может быть просто совпадением.

– Если так, – сказал Хасан, – то почему оставались незамеченными другие наблюдатели, работавшие с Трусайт II?

– Может быть, потому, что нас видят только те, кто отчаянно нуждается в этом.

– Это невозможно, – возразил Хасан. – Ведь нам говорили об этом с самого начала.

– Нет, – сказала Тагири. – Вспомни курс “История создания работы Службы”. Теоретики не были в этом полностью уверены, не так ли? Только многие годы наблюдений убедили их в том, что эта теория верна. Однако в самом начале существования Службы было много разговоров относительно возможности “отката” времени.

– А ты, оказывается, была куда более внимательной на занятиях, чем я, – заметил Хасан.

– “Откат” времени, – задумчиво повторила Тагири. – Понимаешь ли ты, как это опасно?

– Если это правда и они действительно видели нас, то это не может быть опасно, потому что, в конечном счете, ничего не изменилось!

– Но если бы и изменилось, – размышляла она, – мы все равно не заметили бы этого, потому что жили бы в варианте настоящего, созданном новым прошлым. Кто знает, сколько перемен – больших и малых мы могли бы совершить и никогда не узнать об этом. Потому что они, в свою очередь, изменили бы наше настоящее, и мы даже не представляли бы себе, что оно может быть иным.

– Мы вообще не можем ничего изменить, – сказал Хасан. – Иначе изменилась бы вся история человечества. И даже если бы наша Служба в другом времени все-таки существовала, обстоятельства, побудившие нас сидеть здесь и наблюдать за этой деревней, никогда не сложились бы точно таким образом, и, следовательно, изменение, которое мы внесли в прошлое, ликвидировало бы для нас саму возможность произвести это изменение. И поэтому этого не могло произойти. Она нас не видела.

– Хасан, я не хуже тебя знаю обратное доказательство, – сказала Тагири. – Но как раз этот случай доказывает его несостоятельность. Ты не можешь отрицать, что она видела нас. Ты не можешь назвать это совпадением. Ведь она даже увидела, что я чернокожая.

Он усмехнулся.

– Ну, поскольку их дьяволы были белыми, тогда, быть может, ей просто необходимо было выдумать чернокожего бога, как ты.

– Но она также увидела, что нас было двое, что мы наблюдали за ней трижды, и я знала, что она видела нас. Она даже почти точно определила, сколько времени разделяет нас. Она увидела все это и поняла. Значит, мы изменили прошлое.