Александр Логачев - По лезвию катаны

Вжикнула зажигалка.

— Тема… — Покрывало отлетело в сторону. Знакомое женское лицо, глаза в слезах. Лена. Они росли почти как брат и сестра. Вместе играли на цирковом дворе, вместе ходили в школу, их дразнили «жених и невеста». Правда, любви у них так и не случилось. Ленка вышла замуж за дирижера циркового оркестра. Но дружить они не перестали.

— Ну почему… Ты… Какой же ты дурак! — причитала Лена, уронив голову ему на грудь. Ее руки обхватили его за плечи. Ее слезы капали ему на трико.

— Лена, ты слышь, это… — сказал Глеб Саныч севшим голосом. — В общем, не вернешь… Ну, а вы что стоите? Чего пришли? А ну вас!… Эй, Рома! Не в службу. Сбегай ко мне в комнату, там под ведрами бутылка коньяка. Ай, чего там! Все, какие найдешь, тащи сюда…

Как обычно выходишь из сна? Или разом, будто кто выдергивает, как репу из грядки, или постепенно: в становящиеся все более тонкими и проницаемыми сновидения вкрапляются звуки и запахи из мира яви (например, шарканье метлы дворника, бряканье первого трамвая или нудный гундеж радиоточки на кухне).

На этот раз Артем пришел в себя одним махом. Его выбросило на поверхность из темных глубин, как поплавок.

Он открыл глаза. Над ним неподвижно темнели лапы какого-то хвойного дерева. С них непрерывно капало и капало, как слезы Лены во сне капали ему на грудь. Но лапы все же худо-бедно защищали от дождя. Вон какой проливень хлещет в двух шагах впереди. А он лежит, прислонившись к стволу, на небольшом бугре, на сухой, годами копившейся под деревом хвое.

Что это? Артем чуть пошевелился, и… некие странные, каких раньше не было, ощущения сопровождали это шевеление. Артем засунул руку под куртку, и пальцы нащупали шелк. Ах, вот оно что… Хидейоши перевязал его, изрезав собственное кимоно. А ведь Артем ничего не чувствовал — ни как снимали с лошади, ни как ворочали, ни как стаскивали трико. А трико где? Проверяя догадку, Артем сунул руку под спину. Ну да, так и есть — трико постелено на землю.

— Очнулся? — раздался рядом голос Хидейоши.

Артем нашел в себе силы повернуть голову. Чиновник сидел рядом, прислонившись к тому же стволу. Сейчас он держал на раскрытой ладони левой руки коробку, а в правой руке — палочки для еды.

«Куда мы направляемся?» — хотел спросить Артем. Но ему удалось только разлепить губы. Чтобы произнести хоть слово, требовалось вдохнуть поглубже, но на груди словно лежала гранитная плита.

Впрочем, Хидейоши каким-то образом догадался о невысказанном вопросе.

— Есть только одно место, где тебе могут помочь, — сказал он. — Мы на пути к нему.

И, словно указывая направление, махнул палочками, между которыми был зажат белый кубик, похожий на кусок засушенной брынзы.

«Что это за место такое?» — спросил бы Артем, если бы мог открыть рот. А Хидейоши на сей раз не догадался о невысказанном вопросе. Чиновник отправил в рот брынзу или что там у него было, снова окунул палочки в коробку.

— Вот. — Хидейоши постучал палочками о край коробки. — Прихватил бэнто [14]из дома Ядзиро. Живот прилипал к спине. А раз Ядзиро неблагородный человек, то чего, думаю, с ним церемониться.

Артему есть не хотелось совершенно. Хотя тоже бог знает сколько ни маковой росинки в рот не попадало. А чего бы ему сейчас хотелось, если не есть, вот вопрос? Да наверное, забыться вновь и очнуться уже здоровым. Или — если уж так суждено и ничего поделать нельзя — забыться и уйти из этого мира, тихо, без боли и сожаления.

— Рана у тебя, конечно, плохая, — сказал Хидейоши, отправляя в рот следующий белесоватый кубик. — Крови ты много потерял. Но ты не самый безнадежный из раненых, каких я видывал на своем веку. Однажды я видел самурая, которого пронзили три стрелы. Обломав древки, он после этого еще бился с полудня до захода солнца, получил несколько мелких ран, а потом еще прошел девять ри [15]до полевого стана. Тот самурай потерял крови и сил намного больше, чем ты, но выжил.

Видимо, Хидейоши искренне пытался его успокоить.

Слушая то ли быль, то ли легенду о стойком самурае, Артем вспоминал свой сон. А сон ли это был? Уж больно правдоподобен и напрочь лишен свойственной снам бессвязности и нечеткости в мельчайших деталях. А не могло ли привидевшееся ему быть чем-то другим? У каждого народа существуют предания о призраках, бесплотных духах и прочих привидениях. Может быть, не на пустом месте возникли эти легенды и что-то действительно есть? И не так ли выглядит посмертный взгляд с другой стороны, глазами нематериальных сущностей, которых и называют призраками? Хотя, конечно, все это может быть и сном…

— Нам пора, Ямамото, — Хидейоши положил на землю бэнто. — Скоро мы доберемся до места.

Артем вновь потерял сознание, стоило Хидейоши оторвать его от земли. Опять закружилась голова, и…

…Рывком отдернули простыню. Над ним склонились двое: одного он знал — их цирковой главврач Волков, в одном из своих любимых найковских спортивных костюмов, второй — незнакомый пожилой китаец, в очках тонкой золоченой оправы, в пиджаке, в идеально белой рубашке и при довольно модном галстуке.

— Когда у него день рождения? — спросил китаец.

— День рождения? — Волков состроил мучительную гримасу и поскреб затылок. — Не помню. Не знаю. Я на его днях рождения не гулял. Надо посмотреть паспорт. А что?

— Я хотел знать его знак зодиака. — Китаец говорил по-русски, говорил с небольшими грамматическими неправильностями, но практически без акцента.

— Странные вещи интересуют полицию, — сказал Волков.

— Я же вам объяснил, что я — консультант полиции, не полицейский. А это несколько другое. — Китаец достал из кармана пиджака складную лупу.

— И часто ваши консультации помогают полиции?

— Иногда. — Китаец взял его левую руку, склонился с лупой над ладонью, какое-то время рассматривал ладонь сквозь увеличительное стекло. Выпрямился. — Иногда помогают. Чаще, когда касается пропавших людей и предотвращения преступлений.

Нетрудно было догадаться, где все происходит. В рефрижераторе, в котором перевозили замороженное мясо для хищников. Теперь в холодильнике повезут домой совсем другой груз. Номер двести.

— Сколько вы прожили у нас? — спросил Волков.

— Сколько учился, столько и прожил. Пять лет. — Китаец достал блокнот, что-то записал в него.

— Вы говорите без акцента.

— Хотите, могу для вас сделать акцент? Если вам так больше нравится. Говорить, как дедушка Пак из вашего старого фильма. «Моя ни-сего не видел, командира, нисего не слысал».

Китаец положил блокнот и лупу на коробку с какими-то консервами. Вытащил из кармана футлярчик, размером со спичечный коробок. Откинул пластмассовую крышку, что-то нажал сбоку, и изнутри выскочила тонкая игла. Он всадил иглу в бесчувственное тело до упора, до соприкосновения футляра с кожей. На задней поверхности прибора загорелся крохотный рубиновый огонек.