Роман Буревой - Мечта империи

Он ощущал невыносимую боль, ярость и отчаяние… Все чувства разом на него нахлынули.

— Элий в саду… — сказала Летиция. Элий жив?! Вер схватил девчонку за локти, поднял как пушинку и расцеловал в щеки. Она испуганно взвизгнула. Вер опустил ее на траву, быть может не особенно почтительно, и бросился в сад.

Элий сидел на скамье и смотрел на рвущееся в небо пламя. Лицо его было неподвижно. И сам он будто окаменел. Вер кинулся к нему и сгреб друга в охапку, едва не задушив в объятиях.

— Мы выиграли! Мы победили! Петиция стерла надпись в книге! Ты хоть понимаешь, что произошло?! Мы одолели гениев!

— Ну и что в этом хорошего? Мы вынули камень из свода небес, и теперь этот свод рухнет нам на головы. — Элий так устал, что ему трудно было даже говорить, не то что двигаться.

— Да что с тобой?! — Вер опешил. — Элий, я заклеймил для тебя самое лучшее желание на свете! Какое — не скажу. Но тебе оно бы понравилось. Я его заклеймил, ты слышишь?! — Элий не ответил. Он смотрел на пожар. Веки его то и дело смеживались, будто Элий собирался заснуть. Вер вытащил из кармана золотое яблоко и вложил его в пальцы Элия. — Это дар богов. А я дарю его тебе.

Элий посмотрел на яблоко. Кажется, он даже не понимал, что происходит.

— Дар богов? — переспросил он.

— И на нем надпись «Достойнешему!». И я решил, что это яблоко должно принадлежать тебе.

— Я должен был сегодня умереть. А ты привязал меня намертво к этой жизни, Вер. Зачем?

По дороге из Пренесты к дому уже мчались три машины — две красные пожарные машины вигилов, и одна — «скорая». Дом внизу был объят пламенем — жар рвался в небо и был так нестерпим, что Гюн вынужден был отлететь в сторону. Гений мог бы полюбоваться красотой устроенного им фейерверка, мог бы восхититься пляской оранжевых языков и полетом раскаленных осколков в бирюзовом небе, если бы не странное красное облако, что поднялось над домом и, влекомое слабым ветерком, медленно поплыло над полями. Облако вызвало у Гюна ужас — хотелось немедленно мчаться неведомо куда и забиться в щель…

Гений не сразу понял, что уничтожение дома ничего не изменило. Мир остался прежним в своем ослепительном блеске. Гюн опоздал. Девчонка уничтожила надпись.

Возможно, она погибла. Но ее смерть не имела уже никакого значения — обычная смерть обычной девчонки. Гюн в ярости вскинул руку с перуном, готовый спалить все, что подвернется под руку — дерево, или дом, или человека — лишь бы сжечь! —

но неожиданная сила вырвала перун из рук обезумевшего гения, а его самого швырнула на землю. Он упал с высоты так, как будто никогда и не умел летать, и от удара потерял сознание.

Очнувшись, Гюн увидел, что лежит на земле меж огуречных грядок. Тело его нестерпимо болело, а из носа шла кровь. Он с трудом поднялся и хотел уже оттолкнуться от земли и лететь, но не получилось — он лишь неуклюже подпрыгнул и шлепнулся на землю. Гений разучился летать! Гюн в ужасе принялся ощупывать свое тело.Оно изменилось. Прежняя имитация человечьего облика превратилась в настоящую плоть. Гений хотел стряхнуть ее, как прежде сбрасывал материальную оболочку, и устремиться ввысь платиновой стрелой, но проклятая шкура приросла намертво. Гюн превратился в человека.

Гений помчался меж грядок, как будто наделся, что может убежать от нового облика. Споткнулся и упал, в рот набилась земля. Боги наказали его страшной карой. Гюн затрясся, из глаз его хлынули платиновые слезы. С каждой слезой он терял свою драгоценную оболочку. Гюн стал собирать слезы, сам не зная, зачем ему нужны эти свидетельства бессилия и горя.

— Боги! Я говорю, заткнитесь! Все до единого! Венера, не смей болтать! Или я велю тебе выйти за дверь.

— Куда это? — спросила богиня любви, округляя глаза.

— К людям! — рявкнул Юпитер.

— С ними порой бывает весело…

— Молчать, я же сказал! Огромный зал в Небесном дворце был полон. Боги и богини заняли места на мраморных скамьях. Царственная Юнона в белой столе восседала в первом ряду, и у ног ее, раскинув пышный хвост, прикорнул надменный павлин. Минерва явилась на сборище в золотом шлеме, длинный светлый пеплос волочился по полу — в этот раз в храме в Афинах наряд для богини жрицы соткали на славу. Марс не забыл не только шлема, щита, копья и меча, но также прихватил с собой несколько пистолетов новейшей конструкции. Марс утверждал, что пистолеты сделал для него Вулкан, но Минерва подозревала, что бог войны стянул их в одной из римских оружейных лавок. Бог злословия Мом, нынче гарант свободы печати, прихватил с собой последний выпуск «Девочек Субуры» и теперь читал его тайком и давился от смеха. Вальяжное разнузданное общество. Как будто они собрались позлословить и перекинуться парочкой язвительных шуточек. Кто бы мог подумать, что они хотят поговорить о собственном будущем и будущем их подопечных. Да и будет ли вообще для них это будущее?

Юпитер воссел на свой хризолитовый трон. По белой тоге густыми завитками раскинулась борода.

«А ведь он совсем седой! — подумала, глядя на отца с жалостью, Минерва. — И так растолстел!»

Глава богов обвел взглядом пестрое собрание.

— Мы должны решить, что нам делать с людьми и с их гениями, — заявил Юпитер.

— Ничего, — сказала Минерва. — Это было бы самое разумное. Пусть люди занимаются собой. А боги за ними приглядывают, как взрослые приглядывают за детьми — то есть не позволяют играть с огнем и пресекают прочие шалости.

Юпитер нахмурил брови.

— О чем ты болтаешь, богиня мудрости? Шалости? Их игрушки могут уничтожить наш мир. А заговор гениев — это не шалость. Они задумали такую гадость, о которой даже противно говорить.

— Так не говори! — вновь подала голос Минерва.

— Я лишаю гениев их власти. Пусть эти твари отправляются на землю и занимаются чем угодно. Но отныне я-не буду их слушать.

— Уж не будешь ли ты сам подслушивать пожелания людей? — поинтересовалась Юнона.

— За одного я все же осмелюсь просить, — вмешалась Минерва. — За того, чье имя римляне никогда не произносят. Он сам почти как бог.

— Ладно, этого оставим с нами.

— Я бы тоже попросил… — начал было Марс.

— Нет, так вы для всех добьетесь помилования.

Вопрос закрыт!

— Может быть, уничтожить этот мир, а самим переселиться в какой-нибудь другой? — предложил Марс.

— Нет, лучше устроим потоп, уничтожим всех людей, кроме парочки-другой, и создадим людской род заново, — предложил Посейдон.

— А зачем тебе парочка-другая? — поинтересовался Мом.

— Чтобы самим не окочуриться. Если в нас никто не верит, то нас и нет.

— Это спорное утверждение, которое нуждается в проверке.

— Я бы не стала его проверять, — тактично посоветовала Минерва.

— Люди сами уничтожат себя. Если шуточка Три-она удалась бы… — хихикнул Марс.