Мэри Джентл - Том II: Отряд

Нынешние сотрудники «проекта Карфаген», конечно, «официальные» ученые, те самые, заполучить которых надеялась Изобель, когда решилась открыть раскопки для расследования: те самые физики, которые не чужды высшей математики и разбираются в исторической терминологии, лишая нас возможности прикрывать незнание догадками и метафорами. По прошествии девяти лет могу с удовлетворением заметить, что они оправдали наши ожидания и превзошли их.

Четвертое издание «Аш» должно дать представление о начале проекта Карфаген. Развитие этого проекта и многочисленные открытия, сделанные за последние девять лет, слишком хорошо известны, чтобы подробно описывать их в этой короткой статье. У нас теперь в штате пятьсот человек, и сотрудников остро не хватает. На будущий год, к десятой годовщине проекта я собираюсь издать его подробную историю.

Прошло едва ли не два года, прежде чем мы поняли, что надо искать.

Сложные переговоры через ООН привели к тому, что группа научных сотрудников смогла вернуться на раскопки Карфагена. Теперь они работали в тесном сотрудничестве с тунисскими учеными. Каждая находка подвергалась всесторонним анализам, на месте и за рубежом. (Русско-китайская «война тысячелетия» 2003—2005 лишила нас русских и китайских коллег, но, к счастью, они уже вернулись к работе).

В то же время история «визиготской империи» все больше проявлялась в документах, сохранившихся от начала пятнадцатого века, вплоть до конца девятнадцатого. В интереснейшей рукописи, найденной историками Александрийского университета, рассказывалось о том, как после 1416 года племена иберийских готов начали заселять побережье Северной Африки, и об их позднейшем сращении с представителями арабской культуры (в процессе, несколько напоминающем крестовые походы «христианского мира на восток»).

Под Генуей обнаружились археологические находки, подтверждающие, что здесь произошло крупное сражение — новое подтверждение вторжения визиготов.

Во вселенную проникало все больше мгновений «первой истории», но они легко укладывались в общую картину мира. Не все: иначе и быть не могло, слишком сложно устройство вселенной, даже того ее «малого участка», который доступен восприятию человечества.

Это воссоединение первой и второй истории было очевидно для всех сотрудников проекта. Оно происходило наиболее интенсивно с 2000-го по 2005, особенно в 2002—2003 годы. Мы все считали теоретически возможным, что ослабление «пропавшей Бургундии» может вызвать своеобразную волну исторических парадоксов. И они возникали: каждый день приносил новые свидетельства, которые еще накануне не существовали в природе.

В эти первые дни тысячелетия мы жили постоянном ожидании: мир каждую минуту мог рухнуть. Каждому из нас случалось, просыпаясь утром, задумываться, прежде чем открыть глаза: тот ли он еще человек, который лег спать вчера вечером. Это чувство спаяло участников «проекта Карфаген» в товарищество, сильно напоминающее солдатское братство.

В 2001 году я писал, что мы еще не готовы стать богами. Любой, знающий историю, вправе усомниться, можем ли мы хотя бы остаться людьми. Прошедшее столетие беспримерных убийств и геноцида убедило участников проекта, что мы — худшие из всех разумных существ, каких только возможно вообразить. Видения геноцида и войны технологий, дополненные в нашем воображении способностью манипулировать реальностью, разворачивались в мысленные картины бесконечной человеческой жестокости. Бесконечная деградация человечества, страдания и смерть: кошмары. Если Дикие Машины способны были предсказать все это, их попытка не допустить подобных ужасов казалось высокоморальным деянием.

Мы воспринимали проект Карфаген как форпост в войне с ирреальностью: либо мы найдем способ стабилизировать «Бургундию», либо — если не сейчас, так через двадцать или двести лет — война чудес разрушит ткань мира.

Я, как историк, чувствовал себя обязанным обеспечить строгую документацию возвращения первой истории. К концу 2002 года мне стало ясно, что каждое из событий, попавших в мои отчеты, оставалось в пределах возможного. Как я утверждал в беседе по Интернету с Изобель:

…все появляющиеся артефакты подчиняются законам причинности. Мы обнаружили руины Карфагена пятисотлетней давности. Это совсем не то, что живой Карфаген, полный деловитых визиготов, выскочивший вдруг посреди современного Туниса, — никаких пришельцев, ничего, недоступного восприятию человека. Мы получили Карфаген, каким он и должен был стать к настоящему времени, если бы первая история продолжалась с 1477 года.

Несомненно, все новые проявления оказывались возможными событиями, вписывавшимися в ткань реальности. Никаких чудес.

Никаких чудес.

Я искал ее почти семь лет.

Впервые меня осенило в 2002-м. Длящееся мгновение — пятисотлетняя вечность, превратившая Бургундию в миф, более реальный, чем сама реальность, — закончилось. Мы должны бы остаться беззащитными, открытыми для хаоса чудес. И все же можно видеть, что целостность вселенной не деградировала за 2001—2002 годы.

Пропавшая Бургундия должна была потерять силу или, по крайней мере, ослабеть — иначе как объяснить возвращение ее в историю? Автономный рефлекс видового сознания, выбирающий из волны вероятности цельную реальность? Конечно, и это тоже, но этого объяснения не достаточно. Физики-теоретики в то время жили в ежеминутном ужасе, наблюдая потенциальную неустойчивость элементарных частиц. Они вели непрерывные наблюдения — и засвидетельствовали ее возвращение к обычному уровню.

Меня буквально осенило. Озарение снизошло на меня вскоре после похорон профессора Вогана Дэвиса — который дожил до времени, когда его странное существование в течение большей части его жизни было изучено и подтверждено экспериментами, однако до конца жизни не мог удержаться от ядовитых замечаний. (Он сказал мне перед смертью, ненадолго придя в себя: «Это гораздо интереснее, чем я предполагал, однако сомневаюсь, чтоб вы это понимали».)

В самолете, возвращаясь с Изобель Напиер-Грант домой после похорон, я вдруг сказал: «Люди возвращаются».

— Воган «вернулся», — ответила она, — в этом смысле. Полностью обеспеченный призрачной историей вероятного . существования в пропавшие для него годы. Ты думаешь, это могло случиться и с другими?

— Случилось — или случится, — ответил я и погрузился в работу на последующие семь лет. К тому времени, как Изобель отошла достать клетки с «чудными крысами» из багажного отделения самолета, у меня был готова программа исследований.

В мае этого года я вылетел в Брюссель, в штаб «отряда сил быстрого реагирования». Сами войска расположены за городом, в равнинной сельской местности: меня довез туда военный шофер. С нами был и переводчик: в армии, которую набирают по всей Европе, это насущная необходимость.