Мэри Джентл - Том II: Отряд

— Ладно, я была на поле боя. Иногда это нужно. Это не было самоубийством, Годфри.

— Но вряд ли безопасно.

Она посмеялась этому, проглатывая хлеб, и чуть не поперхнулась. И слушала с закрытыми глазами, все ее чувства обострились. Той частью своего существа, которая у нее была предназначена для общения, она разделяла с ним и веселье, и доброту, и любовь. Слезы навернулись ей на глаза: она сморгнула, чтобы их отогнать. В пустоте своего разума она чувствовала возможность услышать не только голос Годфри Максимилиана, одинокого во мраке.

— Что бывает после смерти?

Она не об этом собиралась спросить. Ушами она слышала резкое «Благословенна будь!» Дигори Пастона, и «Аминь!» Ричарда Фавершэма.

— Как это выразить? Вот Преддверие Ада, вот Чистилище. Вот боль! А вовсе не Общность благословенных!

— Годфри…

При звуке его голоса ее затопило страдание.

— Мне надо видеть Лик Господа нашего! Мне это обещано!

Она ощутила боль, поморгала и ненадолго открыла глаза, но достаточно, чтобы увидеть, что вонзила ногти себе в ладони.

— Я хочу найти тебя.

— Я… нигде. Меня не найти. У меня нет глаз, чтобы видеть, нет рук, чтобы обнимать. Я — то, что слушает, то, что слышит. Все — тьма. Голоса… подсматривают за мной. Разоблачают меня. Часы, дни — или это годы? Здесь только голоса, ничего больше…

— Годфри!

Только тьма, и пожирающие меня Великие Демоны!

Аш протянула руки. Ее схватили мужские руки, жесткие, от погоды и физической работы, холодные от ноябрьской стужи. Она ухватилась за них, как будто это был Годфри Максимилиан.

— Я тебя не оставлю.

— Помоги мне!

— Мы все сделаем, что можно. Верь мне. Ни перед чем не остановимся. Я организую тебе помощь.

Она говорила абсолютно убежденно, решительно, как в бою. Сейчас не важно, что такое спасение может быть просто невозможно или недоступно; главное — необходимость дойти до него.

Теперь он тихо смеялся:

— Ты часто говорила нам эти слова, малышка, в самых невероятных боевых ситуациях.

— Ну да, и оказывалась права.

— Молись за меня.

— Да, — она прислушалась к себе. В пустоте своей раздробленной души искала, не прозвучат ли Голоса более громкие, чем голос Господа.

— Давно ли ты говорила со мной в последний раз?

— Минуты… Меньше часа.

— А я не могу сказать, дитя. Здесь, где я нахожусь, времени не существует. Я читал однажды у Фомы Аквинского, что срок пребывания души в Аду может представлять собой не дольше, чем один удар пульса, но для пропащих душ этот срок — вечность.

Ей мгновенно передалось его безысходное отчаяние. И она тут же грубо спросила:

— Ты слышишь мою сестру. Обращалась ли она снова к каменному голему?

— Еще один раз. Я сначала решил, что это ты. Она обращалась к Карфагену, к машине, сказала, что ты жива. Сказала, что ты, как и она, можешь спрашивать и получать ответы от военной машины, И сказала своему хозяину, королю-калифу, что теперь их подслушивают.

У нее в ушах стучала кровь, и шепотом голос, звучащий в голове, добавил:

— Вы очень разные, ты и она.

В чем? Нет, не сейчас. Позже скажешь.

Ей больно было стоять коленями на жестком полу, но зато она могла сосредоточиться.

— Скажи мне, какие войска она развернула сейчас. Какие последние посланцы прибыли из армий в Иберии и Венеции. И насколько она сильна на севере — я знаю, что у нее было еще два легиона, когда мы были в Базеле: сейчас они, должно быть, во Фландрии!

— Мне кажется, я… могу сказать тебе, какие сообщения посланы военной машине.

Аш наклонила голову, все еще крепко вцепившись в руки человека, стоявшего перед ней; глаза не открывала.

— И… мне надо поговорить с Дикими Машинами. Если можно. Не бросишь меня, будешь рядом?

Аш утонула в его печали. Зазвучал голос Годфри Максимилиана, легкий, как перышко:

— Когда я был ребенком, я любил леса. Моя мать по обету обрекла меня церкви. Я предпочел бы жить на открытом воздухе, среди животных. Я любил свой монастырь Святого Герлена не больше, чем ты — свой, Аш, и меня били так же жестоко, как тебя. Я и сейчас не считаю, что Господь предназначил меня для службы священника, но Он дал мне милость совершать мелкие чудеса, и одарил счастьем служить в твоем отряде. И сан того стоил. Как на земле, так и тут я — с тобой. Если я о чем и жалею, так только о том, что не добился твоего доверия.

Слова « И сан того стоил» она задвинула на периферию сознания, стерла, забыла. Пока она не потеряла смелость и ощущала его теплоту, она произнесла:

— Дислокация войск визиготов, осада Дижона, главные части, дать мне их позиции.

И голосом Годфри заговорила военная машина:

— Легион VI Лептис Парвы, северо-восточный сектор: войска рабов в количестве…

— ЭТО ОНА…

На нее накатило то же онемение, какое окутывало ее сознание среди пирамид в пустыне. На секунду она перестала ощущать доски пола, на которых стояла, и крепко сжимающие ее руки Дигори Пастона.

— Сукин сын… — Аш открыла глаза, лицо ее исказилось. Ричард Фавершэм удерживал ее за плечи; Дигори Пастон — за руки. Ее окружали Ансельм, Анжелотти, Флора, но их лица казались ей такими далекими, будто они на дальнем конце поля битвы.

— Годфри! — схватилась она за костлявые руки Дигори.

Ответа не было. Холод все больше охватывал ее разум. Она поискала в себе — но только онемение, глухота.

«Значит, они могут доставать меня и тут.

Христос, всю дорогу за море из Карфагена, через половину христианского мира!.. Но ведь каменный голем может, почему бы им не суметь?»

— Годфри!

Слабый, как во сне, голос Годфри прошептал:

— Я всегда тут.

— ЭТО ОНА, ЭТО ТЫ МАЛЫШКА…

Значит, теперь недостаточно, что тут есть мужчины и женщины — Томас Рочестер, Людмила Ростовная, Караччи, Маргарет Шмидт, — чьи жизни могут быть спасены или разрушены ее решениями.

«Незаменимых нет», — подумала она.

Теперь осталась одна Аш старше девятнадцати лет; стоящая коленями на твердом деревянном полу под холодным ветром, рукав камзола перегрелся от близости огня в очаге. Одна женщина, которая вдруг стала молиться так истово, как не молилась с самого детства: «Лев, защити меня!»

Она вспомнила, как хрустели под копытами бурой кобылы обломки раскрашенной штукатурки, на снегу, на юге, когда она ехала верхом среди больших пирамид. И онемела она сейчас — от холода или от тишины. И тут в голове зазвучали в унисон голоса — их много, множество, легион.

— МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ НАС СЛЫШИШЬ.

— Не врете? — слегка съязвила Аш. Она разжала руки, отпустила больно стиснутые пальцы священника, все еще с закрытыми глазами, и услышала, как он вздохнул. Снова уселась на пятки. Никто не заставляет ее не делать того, что ей хочется. Абсолютно расслабившись, она сказала: — Но вам-то меня не достать. Я могла оказаться где захочу.