Петр Ярвет - Римская рулетка

— Мне просто показалось…

— Вот! — кругообразным движением руки, украшенной сапфировым перстнем, подвел логический итог диспута учитель. — Тебе показалось. Начав с невинного на первый взгляд удивления, ты пришел к искажению действительности, к иллюзии, к галлюцинации, или, иначе говоря, ты увидел то, чего не было. В то время как если бы ты сохранял хладнокровие, ты очень скоро наткнулся бы на факты объяснимые и объясняющие ситуацию с точки зрения здравого смысла. Пойми, познание мира с развитием цивилизации практически закончено. Не удивление, а страсть к накоплению новых фактов должна двигать философом при наблюдениях за природой. Итак, приготовься, мы приближаемся к старинному этрусскому капищу, где нарочно сделаем привал и, клянусь всеми богами Олимпа, не покинем этой местности, пока ты сам не признаешь, что ничего удивительного даже в столь экстраординарном происшествии нет!

Анатолий Белосток, он же Магистр Белый, очнулся, но продолжал лежать, уткнувшись лицом в землю и анализируя происшедшее. Если это ментовская камера, то ситуация не так плоха. Конечно, лучше входить в общество мелких уголовников, с порога поражая их ростом, статью и громовым — когда конвой отдалится достаточно от двери с глазком — голосом.

Это вселяет уважение, и иногда не приходится драться и отвечать на дурацкие вопросы, типа: дядя, зачем тебе борода? Но и драк Анатолий Белосток никогда в жизни не страшился. Еще в старших классах, еще когда нельзя было, Толя Белаш по вечерам, надев тренировочные штаны и футболку с портретом Брюса Ли, спешил в спортзал местной типографии, где и получил свой первый пояс, после чего ни одна чучмецкая сволочь в районе уже не отбирала у него денежку на завтрак.

Черный пояс был получен на всероссийском слете бойцов стиля «Шумящий лес» в городе Кировске и подтвержден дипломом международной ассоциации. Пора было вписывать в программные партийные документы: «лидер — по национальности русский, по убеждениям националист, владеет восточными единоборствами». В либеральных газетенках пару раз промелькнула издевка над «сенсеем стиля „Шумящий пень"», но после организации бесплатных тренировок для подростков в редакциях либеральных газетенок критика как-то стихла. Во всяком случае, каждое новое кратковременное заключение в тюремную камеру безусловно добавляло авторитета лидеру движения, из уст в уста передавалось: «он и там всех строит». Следовало только избегать конфликтов с жилистыми и немногословными чеченцами. Те, в отличие, например, от дагестанцев, в спецназе ранее обычно не служили и к словам «черный пояс» относились без должного пиетета.

Лежать ничком в белом свитере было жарко, душно и неудобно, мало того, за ворот нацелилась заползти пара муравьев. «Если эфэсбэшники наконец-то надумали закопать меня в лесу… Могут государственные спецслужбы травить оппозицию муравьями?» — размышлял Белосток, твердо памятуя, что никогда не лишнее, если те, кто долбанул по его бритой голове, а так, что она до сих пор гудит, еще минут пять будут думать, что он без сознания. Впрочем, кругом стояла подозрительная, деревенская какая-то тишина, а муравьи, не получив доступа под свитер, попробовали Анатолия Белостока на зуб.

— М-ля, — неотчетливо проговорил в землю националист, владеющий восточными единоборствами.

Кругом ничего не изменилось. И Белосток рискнул. Отжался от земли на кулаках… и мгновенным взглядом ниндзя оглядел округу. Сел на корточки и с наслаждением хлопнул себя ладонью по загривку. Больше его никто не кусал.

— Вот так! — торжествующе, но вполголоса заключил Магистр Белый и, прежде всего, оглядел свитер. На белой шерстяной материи виднелись безобразные зеленые полоски.

Оглянувшись, Белосток воссоздал картину с беспощадной четкостью: он приземлился на обочину дороги и по инерции соскользнул головой вниз с невысокой насыпи. Травы там было немного, в основном земля, сухая и пыльная, поэтому свитер на груди и выглядит как хорошо поработавший половичок у двери. А есть ведь еще лицо. Царапины, пожалуй, сойдут за боевые шрамы и милицейский произвол, но комья — тьфу ты — песчаной грязи, — тьфу, мля! В таком виде фотографироваться нельзя.

— Батя! — осторожно позвал кто-то с дороги.

— Чего, Батя?! — немедленно озверился Белосток, ожесточенно отряхивая штанины пиджачной пары, пиджак которой исчез в неизвестном направлении. Локти и колени выглядели на удивление пристойно, можно подумать, Белого Магистра аккуратно положили на дорогу и только потом спихнули неведомой силой вниз. — Чего еще, Батя?! Ты карты принес или нет?

— Вот… — Парень в черной, с оранжевой подкладкой, синтетической куртке осторожно спускался по склону, в руке у него сиротливо торчали дама бубен и пятерка треф. — Я принес карты. Бать, а где мы? А это кто?

Анатолий Белаш застыл, не завершив процесса раскатывания рукава на правой руке, и огляделся еще одним взглядом ниндзя, тоже мгновенным, но уже более внимательным. Кругом было солнечно и хорошо. Склоны холмов покрывала вьющаяся курчавая растительность, увешанная гроздьями синих ягод. Розовела будочка из мрамора на отдаленной скале. Пылало солнце, и белела пыльная дорога, по которой неспешно двигались две лошади, поблескивающие золотом на солнце. На каждой кто-то сидел.

Мгновенно желтый туман закрутился перед глазами Анатолия, сконденсировался в виде пожелтелой газетной вырезки, а затем словно вспышка молнии прорвала ветхую бумагу, и в вихре огненной радуги закружилось все: передовицы в газетах, учебники истории, милицейские протоколы и спортзал старой типографии, чья-то чужая свадьба и отблеск скальпеля, который готов вонзиться в запястье под закатанным рукавом белого свитера.

— Чудь! — воскликнул не своим, хриплым и грозным, а, напротив, необычайно чистым и светлым голосом бритоголовый и бородатый Белый Магистр и тут же вторично рухнул в придорожный кювет, по дороге прихватив лопатообразной ладонью готового разрыдаться паренька с игральными картами, крепко зажатыми в правой руке. — Санька! — жарко зашептал Беляш, вглядываясь в двух совершенно первобытного вида всадников. На левом боку каждого блестел короткий бронзовый меч, одеяния, освещенные полуденным солнцем, заставляли жмуриться — красное, синее на белом фоне, но это была не ядовитая краска, нарисованная сингапурским фломастером, нет. — Санька! Получилось!

— Я думал, — всхлипывал подросток, дополнительно пораженный тем, что вождь впервые обратился к нему по имени, а стало быть, помнит его. — Я думал, кино снимают!

— Какое, к ешкиной коловерти, кино?! — Белосток отчетливо увидел на расстоянии доброй сотни метров, как электрической искрой блеснул сапфировый перстень на руке одного из конников, когда тот широким жестом обвел окружающую их всех благодать. — Это, Санька, самая, настоящая Чудь, исконное царство древних славян!