Ольга Чигиринская - Ваше благородие

— Я сказал все, что знаю, сэр. Все здесь написано. Что вам еще нужно?

— Говорите все, что угодно, — отрезал Клембовский. — Но для честного человека вы поразительно везучи, Верещагин. Черт возьми, я бы даже купил у вас немного везения… Вам очень кстати подворачиваются то спецназовцы, то моссадовцы…

— Интересный… пункт обвинения. — Верещагин опустил голову, — Судить человека за то, что он не умер… до вас додумались только СМЕРшевцы.

— Ваши семейные проблемы, — отчеканил Басманов, — мне известны. И безразличны. Нам нужно удостовериться, что вы сказали правду. Всю правду, до конца.

— И… каким же образом… вы хотите удостовериться? — спросил Адамс, сжимая пальцы до хруста.

— Я требую медикаментозного допроса. Когда он под скополамином повторит, что не агент КГБ, ЦРУ, МОССАДа или еще какой-нибудь из этих сраных спецслужб, может быть, я и поверю, что сведения о бомбардировке — не пьяный бред и не провокация. А может быть, и не поверю…

— Я хотел бы сказать, что медикаментозный допрос или допрос под детектором лжи ни в коей мере не гарантирует всей правды, — осторожно вставил Воронов. — Есть определенный процент людей, которые реагируют на наркотик неадекватно… Есть люди, которые умеют совершенно искренне лгать, потому что они верят в свою ложь… Есть люди, которых задействовали втемную. Есть, наконец, люди, у которых на наркотик правды жесткая аллергия. Капитан может просто умереть во время допроса.

— Нам придется рискнуть, — пожал плечами Волынский-Басманов.

— Нам — это кому? — покосился на него Кутасов.

— Когда? — спросил Верещагин. — Сейчас?

— Сейчас, милостивый государь! — Салтыков хлопнул по столу ладонью. — Потому что решение мы должны принять сейчас!

— Господин полковник, держите себя в руках. — одернул его Кронин. — Арт, вы согласитесь на медикаментозный допрос?

Верещагин на секунду закрыл глаза.

— Вы мне не верите…

— А с какой стати мы должны вам верить? — спросил Салтыков. — Вы один раз уже всех нас предали. Вы сорвали процесс мирного воссоединения. Вы узурпировали полномочия командующего и развязали войну. Почему мы должны вам верить?

— Это было бы лучше для вас, Артем. — Кронин глядел в сторону. — Вы были бы избавлены от подозрений в… нелояльности, и вообще…

— Это приказ, сэр? — тихо спросил Верещагин у своего командира. У Старика.

Полковник не мог смотреть ему в глаза.

— Да, черт возьми, это приказ.

— Вы знаете, что это для меня значит. И знаете, чего это мне будет стоить.

— А чего будут стоить Крыму грязные игры разведок? — спросил Клембовский. — Вы слишком дорого цените свое здоровье, капитан. Для солдата — слишком дорого.

— Это приказ, — Кронин зачем-то ткнул грифелем своего карандаша в блокнот с такой силой, что грифель хрустнул…

Двое казаков, стоявших за спиной Верещагина, слегка насторожились.

— Слушаюсь, сэр… — одними губами сказал капитан.

Отодвинув кресло, он встал. Потом склонил голову.

— Мои соболезнования по поводу смерти вашего сына, сэр.

Кронин вздрогнул и развернулся вместе с креслом спиной к двери.

У полковника Волынского-Басманова, настоявшего на медикаментозном допросе, были неважные познания в области медицины и фармацевтики. Медикаментозный допрос — устаревшая методика. Скополамин — средство, от которого отказались еще в 50-х, оно вообще недалеко ушло от старых добрых пыток. Пентотал натрия достаточно эффективен при допросе с детектором лжи — он тормозит сдерживающие центры, у человека снижается самоконтроль — но и пентотал, и детектор были в этом случае почти бесполезны, ибо допрашиваемый находился в стрессовом состоянии. Самописец детектора лжи, как и следовало ожидать, показывал черт-те что.

В общем, было большой глупостью настаивать на том, чтобы капитан Верещагин после допроса снова был доставлен в кабинет главкома. Но Басманов настаивал, а значит — брал на себя всю ответственность за возможные последствия…

— Как вы себя чувствуете? — спросил Флэннеган.

Верещагин не ответил. Это означало, что эта отрава, антагонист пентотала, начала действовать.

Болела голова — какой-то новой, очень тонкой болью — словно кто-то выбрал одно-единственное нервное волоконце где-то за правым глазом, и методично его терзал.

— Расстегните ремни, — сказал он. Голос противно дрожал. — Расстегните эти долбаные ремни!

Во время допроса он просил об этом раз пятнадцать. Наркотик уничтожил то, что осталось от гордости и самообладания, срыл последнюю границу между человеком и безвольным стонущим животным.

Как они могли? Как Старик мог?

— Это соображения безопасности, — треск «липучки», одна рука свободна. Еще одно движение — свободна голова.

Он освободил ноги. Сорвал приклеенный пластырем стетоскоп, выдернул иглу, отшвырнул в сторону. Медик посмотрел на него с укоризной — мол, я тут при чем?

Да ни при чем ты, парень, ни при чем. Все вы, что бы ни делали, всегда ни при чем.

Флэннеган подал ему рубашку.

— Идти сможете?

— А если не смогу? Понесете?

— Главком приказал вас доставить. Надо будет — понесу.

— Еще одну дозу бензедрина.

— У вас будет очень болеть голова.

— С каких пор вас гребет, что у меня болит? Дайте еще один порошок.

— Инъекция подействует быстрее, — сказал осваговец.

— Хорошо, пусть будет инъекция…

Через три минуты он встал, его тут же понесло на стену. Опираясь лбом и ладонями, он перевел дыхание. Бензедрин, адреналин, кофеин… Горящая пакля в уши загнанной лошади. В сознании, как змея на дне колодца, шевелилось жестокое любопытство: а сколько еще выдержит это тело? Когда оно наконец свалится?

— Вы сможете идти? — терпеливо повторил кавторанг.

— Не очень прямо и не очень быстро.

— Давайте еще немного подождем. Поговорим.

— О чем, Флэннеган?

— Зовите меня просто Билл. Как вы думаете, это, — капитан второго ранга показал на распечатку, — заставит князя Волынского-Басманова изменить мнение?

— Мне все равно.

— Он собирается выдать вас СССР. Если он сейчас одержит верх, вам конец.

— Мне все равно.

— Неужели? Вам так охота повторить путь Пауэрса? Только вряд ли вас обменяют, Арт. Таким, как вы, в Союзе прописывают девять грамм свинца.

— А в Крыму — два куба пентотала.

Флэннеган покачал головой, открыл дверь, оглянулся…

— Следуйте за мной.

Первым, закончив читать протокол, нарушил молчание главком:

— Пожалуй, мне стоит сложить с себя полномочия… Я не знаю… Честное слово, не знаю, как работать с ненормальными…

— Полковник! — крикнул Старик.

Верещагин скверно улыбнулся.

— У меня те же проблемы, господин главнокомандующий. Те же самые.