Ольга Чигиринская - Ваше благородие

— Мы решительно требуем выдачи всех интернированных. Подчеркиваю: всех. Поименно, согласно спискам. Крымские политические деятели должны уже завтра оказаться на территории посольств Великобритании, Франции, США, Швеции и Норвегии.

Советский генерал на несколько секунд опустил веки, словно обсуждая сам с собой требование противной стороны.

— У нас есть свои требования. Некоторые крымские военные преступники… Во всяком случае, виновники этой провокации… Поймите, мы не сможем достигнуть никаких соглашений, если этот человек будет по-прежнему командовать дивизией. Он должен понести ответственность за свои действия. Кто-то должен нести за все это ответственность… СССР ждет от Крыма жеста доброй воли…

— И… насколько широкого жеста?

— Это не такой уж принципиальный вопрос, — сказал советский генерал. — Никто не требует крови… Но продемонcтрировать добрую волю необходимо.

— Согласен.

— Мы можем считать, что достигли соглашения по пункту 18?

— Пожалуй, можем, — кивнул Павлович.

Аэро-Симфи, 25 июля, 1050 — 1120

— Сигарету, полковник? — предложил подполковник Огилви.

— Спасибо, я не курю.

— Тогда виски?

— В такую жару? — удивился Верещагин.

— А как еще прикажете переносить весь этот балаган? — подполковник с ненавистью одернул парадную форму. — Почетный караул, hell damn this world! Или вы скажете, что вам это нравится?

— Не нравится, сэр.

— О, господи — командир Корниловской Дивизии говорит мне «сэр»! Меня зовут Брайан, господин полковник. Не «сэр», а Брайан… Я так и понял, что это наказание! Самое подлое наказание, которое они смогли придумать — вот этот самый «почетный караул». Стой тут, увешанный аксельбантами, как елка на Xmas… Потей… И еще этот drumming-out.

— Не понял?…

— Drumming-out, я говорю! Вы плохо понимаете английский? Чертов спектакль. Когда из самолета покажется Лучников и эта его команда, мои ребята будут по мере их продвижения выполнять команду «налево-кругом». Знаете, полковник, исходи эта инициатива от них самих, я бы только порадовался. Но когда вонючие штабисты, которые еще два месяца назад хлопали Лучникову так, что у них потом ладони зудели три дня, когда эти buggers приказывают мне устроить «выбарабанивание»… Куда вы?

— Простите, мне нужно поговорить кое с кем из моих людей.

В толпе танкистов Барлоу выделялся в первую очередь ростом. Самый высокий изорлов-алексеевцев мог бы достать ему макушкой до кончика носа, если бы встал на цыпочки.

— Сережа! — окликнул его Арт. — На два слова.

— …Тот, кто был зачат непалкой и непальцем, — объяснил танкистам поручик, выбираясь из их толпы.

Танкисты захохотали, их вахмистр хлопнул Барлоу по плечу.

— Слушаю, ваше высокоблагородие! — Сергей вытянулся перед Верещагиным.

— Подполковник Огилви поведал мне о любопытных планах командования, — тихо сказал Верещагин. — Кто-то из устроителей нашего маленького праздника хочет учинить Лучникову «выбарабанивание». Ты случайно не в курсе?

Сергей смутился. По лицу было видно, что он в курсе.

— Так. — Верещагин расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука. — Тогда вопрос: почему не в курсе я?

— Его благородие… — Барлоу слегка покраснел, — велел, чтобы… Ну, одним словом, он не велел вам говорить.

— Подполковник Ровенский не велел говорить мне о своих планах?

— Это не его планы.

— Добро… — Верещагин задумался на миг, — Сергей, я хочу видеть батальон до последнего человека. Через пять минут.

— Слушаюсь, сэр!

Мгновенное движение в толпе, серия окликов, и вот измассы разнородных мундиров выделились и выстроились четыре шеренги в хаки с черным — корниловские горные егеря.

Но, позвольте, где же полковник, который так хотел сказать своим подчиненным что-то важное? Вместо него как из-под земли вырос поручик-распорядитель.

— Очень хорошо, поручик, очень хорошо, — сказал он. Следуйте за мной… Не беспокойтесь о своем командире, беспокойтесь о том, как встать на разметке…

Кругом уже шли построения, суета, крики сержантов, пробовал голос военный оркестр, на балконе для провожающих пенилась букетами толпа гражданских, спотыкаясь о кабели, носились телевизионщики, щелкали затворы фотокамер, звезды фотовспышек за доли секунд проживали свою краткую жизнь…

Тяжеловесный и изящный, как лебедь, «Боинг» заходил на посадку.

Верещагина же тремя минутами раньше отозвал другой штабной офицер, поручик.

— Главнокомандующий убедительно просит вас подойти к нему.

Что сделаешь, когда такие люди убедительно просят, это значит, что они требуют. Верещагин пошел за своим сопровождающим.

Главнокомандующего, сиречь полковника Адамса, здесь не было. Вообще никого из командования не было — секундой позже Верещагин различил на летном поле четыре черных лимузина «руссо-балт» с флагами дивизий. Здесь же наблюдались люди в немалых чинах, но все — порученческого сословия.

— Быстро изложите мне суть дела, господа, — краем глаза он видел, как строится на летном поле четвертый батальон, как напротив выстраивается полк Огилви, а «Боинг» уже тормозит на взлетной полосе… — Построение идет, мне нужно успеть сказать ребятам два слова.

— Вы останетесь здесь, полковник, — адъютант Адамса смотрел словно сквозь него.

— Зачем?

— Какая вам разница? Cтойте спокойно, потом вернитесь. Все.

Верещагин развернулся и поспешил на летное поле, к батальону.

— Стойте! — заорал ему вслед адъютант. — Стойте, сэр! Это приказ командующего, остановитесь!

Метров через десять адъютанту удалось его догнать.

— Послушайте, вы что, с ума сошли? Немедленно вернитесь!

Арт продолжал движение. «Если он попробует остановить меня, я его ударю».

— Да что за безобразие, в самом деле! — адъютант его высокоблагородия ухватил егеря за рукав.

В толчее и мельтешении последних приготовлений никто не заметил, как щеголеватый поручик отчего-то согнулся пополам и сел на темно-желтую плитку. Никто не обратил внимания и на хамское поведение командира дивизии, который, вместо того, чтобы протянуть руку адъютанту главнокомандующего, ускорил шаг, потом бегом догнал аэро-симфовский кар, на котором телевизионщики катили к месту встречи и подскочил на подножку машинки.

— If you want something done, do it yourself, — сказал он, соскакивая с подножки. Очень своевременная мысль и очень своевременное действие. Он снова побежал. Там, кажется, уже началось…

Они ожидали увидеть супермена, победителя «Антика-Ралли», плейбоя, лидера, повелителя умов и сердец…

Они увидели полупомешанного, израненного, испепеленного человека…

…Верещагин успел в самый последний момент и остановился в нерешительности за шеренгой спин. То, что он задумал, казалось идиотизмом — как и все задуманное в последнюю минуту перед осуществлением, когда еще не пройдена, как говорят пилоты, «точка возврата». По большому счету, Лучников заработал то, что ему собирались выдать. И месяц назад Арт с удовольствием возглавил бы строй и скомандовал «Батальон, кру-гом!». Но то было месяц назад…