Михаил Ахманов - «Ворон»

Впереди, прокладывая дорогу в толпе рыбаков и грузчиков, шли Деласкес и два мальтийца, за ними — ага рейс со своим помощником; еще четыре морехода, тащивших подарки, замыкали шествие. На рейде, меж шебек, фелюк и тартан, стояли два торговых судна под французским флагом, и среди мельтешивших вокруг смуглокожих людей изредка встречались европейцы — то ли предатели-ренегаты, то ли честные скупщики краденого. Разглядев их, Серов совсем успокоился, поправил на голове чалму и буркнул на арабском: «Аллах велик!»

Кофейня, находившаяся в кубическом строении из беленого кирпича, была чистой, прохладной и совершенно пустой — видимо, смотритель ее абонировал под свою штаб-квартиру. Он тоже оказался магрибцем, а не турком — сонным на вид толстяком в широком белом балахоне, поверх которого был накручен полосатый шелковый хаик. Как положено чиновнику во все времена и в любой стране, он занимался важным делом: пил кофе и курил кальян. При виде Серова и его спутников с ларцами глазки смотрителя заблестели; он отложил мундштук кальяна и поинтересовался:

— Инглези? Франк?

Деласкес ответил, низко кланяясь, и физиономия смотрителя расплылась в улыбке.

— Как приятно встретить правоверных из людей севера! — молвил он на приличном французском. — Садись на эту подушку, почтенный рейс! И ты садись, ага помощник! — Смотритель хлопнул в ладоши и приказал слуге, возникшему словно из-под земли: — Кофе! — Потом его взор вновь обратился к Серову: — Скажи мне, рейс Мустафа, давно ли Аллах зажег свет истины в твоей душе? А заодно поведай, кто ты и откуда.

— Я жил в Марселе, эфенди, возил из Испании табак, вино и всякие иные мелочи, — сказал Серов. — Работал много, но был беднее последнего гяура, ибо вера моя не являлась истинной, а тем, кто заблуждается, Аллах не благоволит. Но два года и четыре месяца назад, попав случайно в Эль-Хосейму, я задумался о бедственной своей судьбе, пришел в мечеть, пал на колени и трижды возгласил: нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — Его Пророк! С той поры дела мои поправились, и теперь я владею кораблем, храброй командой и ценным грузом.

История была вполне правдивая: мелкий контрабандист из Марселя, став мусульманином и пиратом, разжился кораблем и сколотил шайку, чтобы грабить бывших единоверцев. Вероятно, смотритель уже выслушивал нечто подобное; его глазки утонули в складках жира, руки взметнулись вверх, а голова склонилась над пузатым кальяном.

— Аллах дает, Аллах берет, Аллах посылает и отнимает, и все в Его руках и Его воле! — пробормотал он. — Что же послал тебе Аллах на этот раз? Надеюсь, твои трюмы не пусты?

— В них английское сукно, но торговать им здесь я не буду, — молвил Серов. — Я должен поставить эти ткани моему приятелю, купцу из Аль-Джезаира. Аллах не любит тех, кто нарушает обещанное.

Любезность чиновника как водой смыло — он лишался изрядных доходов. С раздражением отодвинув кальян, смотритель стиснул пухлые кулаки и грозно уставился на Серова.

— Здесь правит великий бей, потомок Хусейнидов! [88] Хусейниды — династия тунисских беев, владевшая Тунисом в описываемое время. И наш город ничем не уступит Аль-Джезаиру! — прошипел он. — Зачем ты пришел сюда, Мустафа, если не хочешь торговать на нашем базаре и платить пошлину нашему бею?

— Единственно, чтобы склониться перед великим беем и принести дары ему и тебе. — Серов щелкнул пальцами, и его мореходы раскрыли три ларца. — Здесь серебро для тебя, золото для бея и украшения его прекрасным женам. Кроме того, сабля, усыпанная индийскими рубинами, достойная руки владык… — Он вытащил из свертка драгоценное оружие. — Не гневайся, почтенный, прими мой скромный дар и позволь моим людям сойти на берег. Мы месяц в море, и нам нужны свежая вода и хорошая пища.

Лицо смотрителя разгладилось. Он внимательно оглядел ларцы, будто взвешивая их содержимое, и с довольным видом кивнул:

— Я вижу твое почтение к великому бею… Можешь отправить своих людей за припасами, водой и всем, что тебе угодно. Ты поступил как истинный мудрец, пожелав приобрести необходимое в этом городе, чьи стены крепки, а воины многочисленны. Аллах тебе благоволит! Не советую приставать к берегу в других местах — ни в Табарке, ни в Джиджелли, Беджайе или Деллисе [89] Табарка, Джиджелли, Беджайя, Деллис — порты на побережье между Тунисом и Алжиром. . Иди прямо в Аль-Джезаир!

— Я последую твоему совету, эфенди, — сказал Серов и после паузы спросил: — А что случилось в Табарке и прочих городах? Какие-то неприятности?

— Аллах наслал на них кару — разбойников с гор. Обычно племена этих пожирателей праха трепещут перед силой правоверных, но случается, что какой-то их вождь, пес из псов, вдруг возомнит о себе и, собрав сотню-другую дикарей, спустится с гор на равнину. — Смотритель смолк, провел по лицу ладонями и погрузился в молитву. Потом заметил: — Диких горцев видели со стен Джиджелли, а окрестности Беджайи они разграбили. Не высаживайся там на берег, Мустафа. И да хранит тебя Аллах!

С этими словами чиновник запустил пятерню в ларец с золотом, и Серов понял, что аудиенция окончена. Они с де Пернелем выпили кофе из крохотных чашечек, отвесили низкие поклоны и, дружно помянув Аллаха, вышли из кофейни.

— Вы настоящий лицедей, маркиз, — промолвил рыцарь. — Я бы не смог устроить такое представление.

— Доля внебрачного сына тяжела, — ответил Серов. — Требуются разные умения, если хочешь выжить. — Он тронул за плечо Деласкеса. — Кстати, Мартин… Что за дикие горцы, про которых толковала эта жирная вошь?

— Берберы, мессир капитан. Я вам о них рассказывал… В горах и пустыне живет много берберских племен, но самое грозное и воинственное из всех — кабилы. Думаю, что смотритель говорил о кабилах. Они верят в Аллаха, но обычаи у горцев прежние, и арабы с турками для них добыча, как и другие люди, живущие у моря. Тунис и Алжир слишком сильны и велики, их кабилам не взять, но малые города страшатся их больше, чем Иблиса.

— Ну и ладно, — сказал Серов. — Нам делить с кабилами нечего: мы — в море, они — на суше.

Вернувшись на корабль, он послал на берег почти всю команду, приказав, чтобы парни Хрипатого и Кука ходили только в компании двух-трех мальтийцев. Для вида им полагалось закупить провиант, а на самом деле — пройти по базару, по лавкам, кофейням и харчевням и осторожно расспросить про Карамана Одноухого. Был ли этот рейс в Тунисе? Если был, то когда и с кем? Упоминал ли о пленных и особенно — о девушке, предназначенной алжирскому дею?.. Побывав в Чечне, стране полувосточной, Серов убедился в верности пословицы: чего не знают эмиры и султаны, то ведомо всему базару. Может быть, его посланцы услышат нечто полезное, найдут какие-то зацепки… Он не хотел рисковать. Вдруг Караман решит, что лучше подарить красавицу Сайли не дею Алжира, а бею Туниса?..