Дмитрий Шидловский - Пророк

Юля кивнула.

— Нам в школе что-то рассказывали.

— Так называлась служба военной разведки и контрразведки у белых. Так вот, отряд ОСВАГа тайно выкрал из Швейцарии Ленина и Бухарина. Их судили и повесили. Это привело к временному разрыву дипломатических отношений со Швейцарией, но Корнилова не остановило. Большевиков, впрочем, тоже. В двадцать четвертом был убит генерал Краснов — а через месяц в Париже уничтожили подпольную типографию газеты «Правда»... вместе со всеми сотрудниками и с главным редактором. Спустя полгода из Рио выкрали и привезли в Петербург Каменева и Рыкова. Привезли и повесили. А в двадцать седьмом в Мехико застрелили Троцкого.

Юля изумленно посмотрела на меня.

— Больше похоже на рассказ о войне, вернее кровавой бойне. Не могу поверить, что такое было возможно.

— Но это было, Юля, — ответил я. — Впрочем, это недолго продолжалось, могло быть и хуже. После убийства Троцкого террор пошел на спад. К тому же незадолго до смерти Корнилов согласился на ряд либеральных реформ: созвал думу, ввел гражданскую администрацию и суды, дал поблажки предпринимателям. Заводы понемногу восстановились, крестьянство в рост пошло. Наверное, это было куда большим ударом по большевикам, чем ОСВАГовские пули. Коммунисты всегда имеют успех только там, где царят нищета и несправедливость. Впрочем, это вопрос для историков и философов. Как бы там ни было, до Двадцать седьмого года наш дом в Петербурге и все имения напоминали осажденную крепость. У нас даже сохранились фотографии тех лет: мешки с песком, пулеметы на чердаках, вооруженная охрана.

Большевики вели настоящую охоту на представителей самых богатых и родовитых семей. На деда было пять покушений. Его постоянно охраняло около сотни специально подобранных бойцов. Да и Корнилов недолюбливал Юсуповых. Он считал, что в Гражданскую войну они должны были активнее помогать Белой армии. Часть земель и заводов Юсуповых была конфискована за «отказ от участия в освободительной борьбе». Дед небезосновательно опасался ареста, у него было немало неприятных эксцессов с властями. Так что возвращение в Россию в те годы было чуть ли не подвигом.

— Многого из этого я не знала, — вздохнула Юля. — Моя семья всегда больше симпатизировала социалистам и недолюбливала белых. Мой прадед несколько лет провел в ссылке за то, что укрывал брата, который служил в Красной армии. А сам брат умер в концлагере на Белом море, хотя был всего лишь командиром взвода в армии Фрунзе.

— Слава богу, что сейчас это не мешает нам, — улыбнулся я. — На самом деле гражданская война заканчивается, только когда бывшие враги перестают ненавидеть друг друга.

— Но после того как Корнилов отошел от власти, ваша семья, кажется, снова вернула себе влияние?

— Еще до того. Мы просто работали, а это лучший способ укрепить свое положение. В наших руках осталось еще очень много земли и предприятий. Когда началось возрождение экономики и промышленный бум, мы очень удачно поймали конъюнктуру и к двадцать девятому году снова вернули не только богатство, но и влияние. Когда же Корнилов передал власть великому князю Дмитрию Павловичу, наше положение стало более чем завидным. Ведь моего деда и покойного императора связывала давняя дружба.

— Не потому ли, что они убили Распутина? — после небольшой паузы спросила Юля.

— Убийство Распутина — лишь эпизод, — ответил я. — Кроме того, непосредственно в убийстве Дмитрий Павлович не участвовал. Он отсутствовал в доме.

— А я читала...

Я жестко посмотрел на Юлю, и она осеклась.

— Дмитрий Павлович в убийстве не участвовал. Все это домыслы досужих газетчиков. Да и не может людей сблизить убийство. Сближает только совместная работа. Какое-то время мой дед был одним из ближайших советников императора. Он никогда не рассказывал много об этом периоде, но, насколько я знаю, в реформах тех лет он принял самое деятельное участие. Законы, дававшие обществу либеральные свободы, но сохранявшие устои монархии; реформа землеустройства, которая проложила дорогу крупным крестьянским хозяйствам, но позволила выжить помещикам, приспособившимся к рыночной экономике; гражданский кодекс, который освободил промышленников и создал условия для индустриального бума тридцатых, но и обеспечил значительные социальные гарантии для рабочих; проект устава Евразийского союза, который удовлетворил амбиции жителей окраин на национальное самоопределение, но сохранил их в сфере нашего влияния — все это обсуждалось, а иногда и создавалось в нашем дворце на Мойке. Дед был мастером компромиссных решений, и слава богу, что в тот момент на российском престоле сидел император, готовый оценить их по достоинству. Если бы не эти знаменитые реформы тридцатых, возможно, Вторая мировая война была бы для империи значительно тяжелее и кровопролитнее. Эта работа значила для страны куда больше, чем заговор против Распутина.

Мы несколько минут шагали молча.

— А как ты считаешь, — спросила она, — Распутина надо было убивать?

— Опасность, грозящая государству и народу, всегда должна быть устранена, — я отвел глаза. — А опасность, которую несет лжепророк, может быть больше, чем опасность внешнего вторжения. Здесь враг не очевиден, а зло рядится в одежды добра и святости.

Мы приблизились к ротонде на холме, и тут от большой группы людей, стоявших там и о чем-то оживленно споривших, отделилась пожилая пара.

«На ловца и зверь бежит», — обреченно подумал я.

— Сейчас тебе доведется познакомиться с самыми большими сплетниками Российской империи, а возможно и всего мира, — шепнул я на ухо Юле.

— С кем? — нахмурилась девушка.

— С графом и графиней Сперанскими.

Я приветствовал приблизившуюся к нам пару:

— Господин граф, — улыбнулся я мужчине, — Мария Сергеевна, — я поцеловал руку даме. — Позвольте представить вам мою спутницу — Юлию Тимофеевну Грибову.

— Здравствуйте, князь. К вашим услугам, сударыня, — Сперанский галантно поцеловал руку Юлии. — Вы впервые в Дармштадте?

— Честно говоря, да, — Юля заметно смутилась.

— А вы еще не были у Римского фонтана?

— Нет, мы только вчера приехали.

— Обязательно сходите. Очень занятное место. Вы знаете, с ним связана одна прелюбопытнейшая история, относящаяся еще ко временам цезарей. Если позволите, я вам расскажу ее.

Юля растерянно посмотрела на меня. Я кивнул.

— Василий Алексеевич — прекрасный рассказчик, — заметил я.

— Вот как? — Юля одарила графа очаровательной улыбкой. — Тогда расскажите, я буду вам очень признательна.

— Это произошло, когда здесь был римский курорт, — Сперанский подал Юле руку, и они вместе двинулись вглубь парка. — О необычности этих мест говорит уже тот факт, что курорт основали здесь римляне, а жители Апеннинского полуострова, поверьте, знают толк в курортах...