Руслан Мельников - Операция «Танненберг»

– Никого. Там всего-то с полдесятка кнехтов было. А остальные…

– Остальные там. – Бурцев указал назад, на огни. – Вся облава, видать, собралась.

«Опель» сорвался с места. Движок взревел. Машина шла на подъем. На холм. К мегалиту. Преследователи догоняли.

Едва скрылись за камнями, едва вогнали «Опель» в центр каменного круга, как по глыбам забарабанили пули. Это под прикрытием пулеметов и «шмайсеров» цайткоманды на холм въезжала рыцарская конница.

Дружина Бурцева заняла круговую оборону. Дала ответный залп из арбалетов. Перезарядила и еще дала…

Падали кони, падали люди. Катились по склону, путаясь в плащах, взбрыкивая ошпаренными сапогами, орденские братья, не удержавшиеся в седлах.

– Сыма Цзян, твори заклинание! – проорал Бурцев. – Открывай башню!

– Моя уже пытался, моя не можется! – жалобно вскрикнул китаец. – Магия эта места моя не слушайся. Здесь чужая колдовства. Мешается для моя!

Блок! Магический блок! Ну, конечно, раз немцы их здесь поджидали, то должны были поставить защиту. Чтобы остановить? Нет, задержать. Остановить не получится. С ними ведь Аделаида. Континиумный стабилизатор. «Анкер-менш». Человек-якорь, всем якорям якорь, которому по фиг любые магические блоки.

– Аделаида, значит – ты! – приказал Бурцев. – Открывай колдовские врата!

– Как? – испуганно вскинула голову княжна.

Как? А действительно, как? Эзотерики от СС обратили Агделайду Краковскую в ходячий якорь-заклинание, но не дали знаний, как использовать свою новую суть. И в гиммлеровской папке о том ничего не сказано.

– Как, Вацлав?

Что ж, Бурцев знал только один способ. Будучи шлюссель-меншем, он покорял время и пространство силой мысли. Так, может, и сейчас? Тоже? Так же? Ментальный контакт? Надо учиться, пробовать. И притом быстро.

– Вспомни, Аделаида! Представь! Языческое капище прусских вайделотов. Хорошо вспомни. Хорошо представь. Постарайся. Захоти! Пожелай! Попасть! Туда!

Аделаида зажмурилась. Напряглась. Ну? Ну же? Сработает? Нет?

– Сыма Цзян, помогай! Говори заклинание! Ну же!…

В камень били пули. В воздухе свистели стрелы. Аделаида кусала губы. Старый китаец, отрешившись от всего, сосредоточившись в медитации, раскачивался, как маятник, бубнил одну за другой сакральные формулы.

И – засветилось, заструилось знакомое багровое сияние. Образуя круг, замыкая кокон перехода.

Оживали древние камни. Высвобождалась магия, сокрытая в них.

Есть! Е-е-есть! Путь от развалин одной арийской башни к развалинам другой от-кры-вал-ся.

Бурцев перевел дух. И завел двигатель.

– Все в колесницу! Живо! Арбалеты-луки не убирать! Сами – спрячьтесь пока.

Возможно, там, куда они направляются, сразу, с ходу, по прибытии, придется уносить ноги… колеса. Возможно, придется драться. А может, и драться, и драпать одновременно, пробиваясь сквозь заслоны тевтонов и фашистов.

Но там их, по крайней мере, не ждут. А здесь… здесь немцы уже почти влезли на холм. Стрельба стихла. Эсэсовцы боятся зацепить крестоносцев, что вот-вот доберутся до цели. Перехватят, помешают…

– Сема! – прокричал Бурцев из кабины. – Теперь магия тебя слушается?!

За багровой пеленой расплывались фигуры первых конных рыцарей, взобравшихся на высотку.

– Слушайся, слушайся, Васлав, – радостно откликнулись из кузова. – Хорошо слушайся. Чего нужно?

Щелк-щелк-щелк…

Там, в кузове, кто-то еще пускал арбалетные болты. Сквозь красноту, что становилась все ярче и насыщеннее. Смутные фигуры, появляющиеся меж камнями, падали.

– Быстро ставь магический блок! Наш блок взамен немецкого!

Чтоб, не дай бог, погони какой по астральному следу не было! Чтоб вовек не выбрались из шварцвальдских земель тевтонско-фашистское посольство и его облавный отряд.

Впереди их ждала неизвестность. Так пусть хоть тылы будут прикрыты. Без анкер-менша немцам через заблокированную башню не пробиться.

Блок поставить Сыма Цзян успел.

Кокон перехода сформировался.

Полностью.

Окончательно.

Бурцев знал, что последует дальше. И все же глаза прикрыл на мгновение позже, чем следовало бы. Резкое, яркое, красное резануло по зрачкам.

Наверное, что-то вроде этого видели в последний миг своей жизни солдаты швейцарских кантонов и рыцари герцога Леопольда Третьего, сгоревшие в атомном пламени.

У начальника караула шарфюрера СС Германа Вогта, возглавлявшего сменный сторожевой отряд из дюжины пеших тевтонских кнехтов и пары конных гонцов, было два приказа.

Первый – задерживать любого, кто попытается пробраться к бесполезной, давно утратившей магическую силу платц-башне – древнему кольцу из гигантских глыб, окружавшему плешивую поляну. Второй – задерживать любого, кто выйдет из мегалита. Если же этот самый любой задерживаться не пожелает, его надлежало уничтожить. Коротко и ясно. В объяснения начальство не вдавалось, полагая, видимо, что краткий и ясный приказ, сколь бы он не был странен, трудно истолковать двояко.

А оба приказа были странными. Весьма… На здешний участок орденской дороги, что вилась внизу – под заросшим лесом холмом с мегалитом на вершине, никак не мог прорваться потенциальный противник. От беспокойных границ с Литвой и Польшей участок этот располагался в стороне. К тому же дорогу тут оберегали болота. А неподалеку… ну, относительно неподалеку стоял старый тевтонский замок с небольшим, но хорошо вооруженным и обученным гарнизоном. Усиленным к тому же моторизированной группой цайткоманды. Более чем достаточная охрана. Нет, прорыв здесь исключен. И дальше, на юго-востоке, саму орденскую дорогу и обозы, следующие по ней, надежно защищает передвижной конно-моторизированный дозор. Так что вряд ли кому-то придет в голову соваться в эту глушь. А уж платц-башней, затерянной в лесу, насколько знал Герман Вогт, воспользоваться и вовсе невозможно. Говорят, раньше тут было капище прусских жрецов. И они, сами того не ведая, случайно затворили башню своим бестолковым камланием.

Ну и зачем, спрашивается, после этого вообще ставить здесь заставу? Зачем прорубать сюда проезжую просеку? Неужели кто-то всерьез считает, что к заброшенной платц-башне когда-нибудь придется гнать подмогу? Наверное, считает: в случае тревоги Герману Вогту надлежало слать в ближайший замок гонца. А в небо – красную ракету.

Впрочем, начальству виднее. А дело шарфюрера – маленькое.

И-эх! Спать хотелось зверски. От зевоты ломило челюсти. Но – служба… Герман Вогт на посту не спал никогда. Вот сменят – тогда.

– Хэр Герман! Хэр Герман! – вдруг истошно завопили часовые – два кнехта, дежурившие у башни.

Шарфюрер подхватил «МП-40», выскочил из тесной избушки-караулки. И встал как вкопанный. Вокруг уже толпились тевтонские пехотинцы. С опущенным оружием, с отвисшими челюстями, с выпученными глазами. Прибежали поглазеть и оба гонца.