Томас Сван - День минотавра

– Я принесу тебе корыто с горячей водой.

Поднимаясь по лестнице, я вдруг вспомнил, как одна капризная дриада (это была не Зоэ) сказала, что мне надо подстричься: состричь волосы со всего тела. Да, я косматый, нечесаный и неряшливый, и дом у меня такой же.

В саду я нашел корыто, в котором обычно мыл овощи, поставил его в фонтан под струю воды и стал думать, что же приготовить на обед. В огороде есть фиги и тыквы, можно испечь хлеб, набрать грибов, яиц дятла и сделать омлет. Но чем заменить мясо? Может, я еще успею до темноты подстрелить несколько зайцев…

И тут я услышал крик. Порой женский крик означает следующее: «Мне нужна твоя помощь, но спешить не обязательно. Я просто пытаюсь таким образом привлечь к себе внимание и подчеркнуть свою беспомощность». Но в крике Теи слышался совершенно искренний ужас; он растекался по всему пространству, как яд болиголова. В два прыжка я подскочил к лестнице, буквально слетел вниз, почти не касаясь ступеней, и сразу понял, в чем дело. На полу, сжавшись в комок, сидел тельхин, от ужаса едва поводя своими усиками. Неподалеку от него, угрожающе размахивая стулом, стояла Тея и громко кричала: «Прочь, пошел прочь!»

Это была ее первая встреча с тельхином, небольшим существом трех футов роста, наделенным почти человеческим разумом. Благодаря своим чрезвычайно ловким лапкам, тельхины являются самыми искусными в мире гранильщиками драгоценных камней, и ни один человек, каким бы хорошим мастером он ни был, не может сравниться с ними в умении обрабатывать камни и вставлять их в оправу. Но Тея заметила лишь огромную шарообразную голову, глаза, состоящие из множества граней, и черный панцирь.

– Оно сползло с лестницы, – зашептала она. – А потом, шевеля своими усами, направилось ко мне.

– Он искал меня, ты ему не нужна, – ответил я довольно резко, делая ударение на он, так как заметил, что презрительное оно сильно обижает тельхина.

– Он понимает каждое твое слово и совершенно безопасен. Опасность он может представлять только для другого тельхина.

Я погладил его усики. Тельхин стал успокаиваться и передал это благодарным жужжанием, колебания от которого я ощутил своими пальцами. В этот момент проснулся Икар. Он поднялся на ноги и, ни минуты не сомневаясь, направился прямо к все еще дрожавшему тельхину. Встав на колени, он склонил голову к самому панцирю.

– Как его зовут? – спросил он.

– Тельхины скрывают свои имена. Они известны только их ближайшим родственникам. Зови его Бион.

– Бион, – сказал Икар, – я хочу, чтобы ты познакомился с Пердиксом.

Довольное жужжание превратилось почти что в рычание.

А Тея тем временем начала плакать.

– Не плачь, – сказал я. – Он тебя уже простил.

– Но я-то все еще боюсь. Я всего боюсь здесь, в лесу!

– И меня?

Она долго не отвечала.

– Сначала, в пещере, боялась. Даже после того, как Икар сказал, что ты наш друг. А сейчас – нет. Я перестала бояться, когда увидела твои цветы, а лес по-прежнему приводит меня в ужас. Я думала, что буду здесь в полной безопасности, но когда появился Бион, мне показалось, что лес преследует меня повсюду.

– Это действительно так, – сказал я, – но сейчас ты видишь лучшее, что есть в нем. Лес, как человек или зверь, бывает очень разным. Бион скорее съест своего брата, чем сделает что-нибудь дурное моим гостям. Так ведь, Бион?

– Я ужасная трусиха, Эвностий.

– Ты была очень смелой, когда, увидев меня в пещере, стала размахивать кулаками прямо перед моим носом.

– Это только так кажется, на самом деле сердце у меня ушло в пятки от страха.

– Неважно, где у тебя сердце, если при этом у тебя не дрожат колени. За последние два дня произошло достаточно событий, от которых сердце может уйти в пятки. Вы лишились дома, потерпели крушение на планере, попались в лапы к Аяксу, встретились в пещере с минотавром. Но все это уже позади.

– Да. – Она улыбнулась. – Ты защитишь меня. Теперь я уверена в этом.

Она была первой настоящей дамой, искавшей у меня защиты и покровительства. Но я даже не подозревал, что она надумала заняться моим воспитанием и все переделать в моем доме.

Она никогда не говорила: «Эвностий, ты должен причесаться» или «Сделай себе новые сандалии». Всегда это звучало следующим образом: «Может быть, ты…» или «Как ты считаешь». Иногда она действовала через своего брата. Прошло недели две после того, как они появились в моем доме, когда он тихонько сказал мне:

– Тея, конечно, не жалуется, но я думаю, что ей очень тяжело жить без критского водопровода.

– Но у нее ведь есть горячий душ, – запротестовал я, – можно принести корыто. Что же ей еще надо?

– Ей нужен туалет, – поделился своим секретом Икар.

Известно, что на всем побережье Зеленого моря не сыщешь водопроводчиков искуснее, чем критяне. Они не только подают воду в свои дворцы, но и строят известняковые туалеты с деревянными сидениями и, чудо из чудес, с рычажками, регулирующими слив. Я, подобно своим предкам, немного изобретатель, и мне не составило труда отвести часть воды из ручья, текущего в саду, в нужную мне сторону. Тея, со свойственной ей деликатностью, не стала обсуждать мое нововведение, но в знак благодарности сшила мне новые кожаные сандалии. Они так жали копыта, что я ощущал себя мулом, на которого надели цепи. Но чтобы не обидеть ее, мне приходилось, во всяком случае дома, постоянно носить их.

Уходя в лес, я с облегчением скидывал их и, оставив под деревом, бежал по делам. Крестьяне перестали приносить мне в пещеру свою еженедельную жертву – наверное, вместо минотавра они теперь кормили захватчиков, – и я каждый день отправлялся на охоту, чтобы добыть для своих гостей мясо. Однажды во время такой охоты и произошло событие, по сравнению с которым жмущие сандалии показались сущим пустяком. Я первой же стрелой уложил дикую свинью и, перекинув тушу через плечо, направился домой.

– Эй, привет, – из-за деревьев послышался громкий голос кентавра Мосха. Он скакал галопом, и клубы пыли взвивались из-под его копыт. Крепкий малый этот Мосх, несмотря на возраст. Бока блестят от оливкового масла, мощные мускулы играют, а каштановые волосы гривой спадают на спину. Конечно, они уже не такие густые, как раньше, ведь ему не меньше двухсот лет. Он застал еще те времена, когда звери жили на побережье и щедро делились своими знаниями с очень сообразительными и в те годы вполне дружелюбными критянами. Но возраст украшал Мосха, как он украшает дубы и кедры. Во всяком случае внешне он хорошел, но сообразительностью никогда не отличался: ум стал слабеть у него еще до моего рождения. Не стоило, обманувшись благородным обличьем, ждать от него мудрых речей. Кроме девиц, похабных анекдотов да игры на флейте его ничто не интересовало. А заведя разговор на другие темы, он без конца повторялся, надоедая избитыми фразами.