Томас Сван - День минотавра

– Ксанф, Плутон, на помощь! – крикнул наконец Аякс, и двое из его когорты, дравшиеся в это время с раненым кентавром, подскочили к своему командиру. Обратите внимание! Трое людей против одного минотавра. Когда мой топор описывал смертоносную дугу, Ксанф метнул мне в ноги свой меч. Он попал выше лодыжки. Я издал такой рев, что над полем боя воцарилась тишина. Ахейцы и кентавры замерли, так и не нанеся друг другу удары, и повернулись в мою сторону, кто с радостью, кто с тревогой. Все ждали, что зверь, который ходит, как человек, вот-вот рухнет на землю.

Пока Ксанф поднимал свой меч, Аякс и Плутон попытались атаковать меня. Они наверняка считали, что теперь я хромой и беспомощный. Но мой рев означал гнев, а не беспомощность. Топор впился в шею Плутона, и по топорищу мне передались его предсмертные судороги. Времени вынуть топор уже не было. Аякс шел на меня, зажав в руке смертоносное оружие. Он был похож на голодного сфинкса. Вонь ударила мне в лицо.

– Аякс, тебе надо вымыться, – крикнул я ему, а затем, пригнув голову, со всей силы боднул. И тут я услышал голос Хирона:

– Отступаем, отступаем в лес!

Отступаем? Невероятно. Ведь мои предки говорили: «Никогда не поворачивайся хвостом, пока у тебя еще целы рога».

Но я быстро понял причину такого приказа. На поле вышла еще одна армия.

Сто ахейцев, полных сил, появились на поле. Возможно, они пришли с побережья, соблазнившись золотом и рабами, обещанными Аяксом. Кентавров можно впрячь в колесницы, а панисков продать на рыночной площади в Пилосе. Отступили мы быстро, но организованно, оставив за собой пять убитых кентавров. Они лежали в некрасивых, неестественных позах, которые придала им смерть, но глаза были все еще открыты, и взгляд казался живым и осмысленным, будто они рассматривают новые оросительные каналы или постигают тайны желтолицых людей. К счастью, отряд подкрепления не стал заходить в лес. Ахейцы сочли достаточным, что помогли спастись своим уже весьма побитым товарищам, потерявшим от копыт и боевых топоров пятую часть войска.

– Мы уходим к себе в город и будем его защищать, – сказал Хирон, когда проклятое поле осталось за рощей рожковых деревьев. – Эвностий, забирай своих друзей и приходи к нам. У нас хватит продовольствия, чтобы выдержать длительную осаду. Помнишь, как мы целых три недели отбивались от волков?

– И принеси несколько бурдюков с пивом, – шепнул Мосх, идущий за мной по пятам.

– Если я останусь в своем доме, – объяснил я, – ахейцы должны будут разбиться на два отряда. Дом небольшой, но осаду выдержать может.

Я не хотел говорить, что их город, несмотря на ров и ограду из кольев, казался мне совсем не защищенным.

– Как хочешь, – сказал Хирон, хотя Мосх громко заворчал, услышав это. – Надеюсь, твои маленькие друзья смогут натянуть тетиву лука.

– Они оба хорошие воины. И, конечно, винят во всем происшедшем себя. Тея хотела пойти и сдаться Аяксу.

– Неплохая идея, – пробормотал Мосх, но Хирон одним взглядом заставил его замолчать.

– Передай им, что они не виноваты. Раньше или позже люди все равно напали бы на нас. Мы слишком отличаемся от них не только телами, но и сердцами. Мы всегда видим в природе друга, хотя порой сердимся на нее или не можем понять. Для них, несмотря на все разговоры о поклонении Великой Матери, она либо служанка, либо хозяйка. Они чувствуют себя в безопасности, только когда могут заковать ее в цепи.

Я решил по дороге домой зайти к Пандии. Дело в том, что город, в котором она жила, был совсем не укреплен, и я хотел предложить ей укрыться в моей крепости. Собственно, это был даже не город, а небольшая деревушка, состоящая из дюжины полых бревен, расположенных вокруг тщательно возделанного ягодника. Ежевику ели, а из медвежьей ягоды [18]готовили бодрящий вяжущий напиток. Весь ягодник был испещрен узкими тропинками, и почти на каждом шагу попадались столбы с деревянными крючками для корзин. Сюда же были повернуты своими открытыми концами все бревна, чтобы хозяйки могли гонять налетающих в сумерки жадных ворон.

Я перешел через извилистый ручей, стекающий со снежных горных вершин, от которого всегда веяло прохладой. Никто не приветствовал меня, никто не бежал мне навстречу. Остановившись у низкого, обвитого колючими растениями забора, я, стараясь шуметь как можно громче, отодвинул задвижку и открыл калитку. Обмазанные глиной и покрашенные умброй наружные концы бревен смотрели на меня, будто неприкрытые веками глаза. Я прошел между двумя из них и оказался на внутренней площадке, куда выходили двери. Все бревна были достаточно широкими, чтобы медведицы могли встать в полный рост. Каждый дом состоял из двух комнат с закругленными, обтесанными и отполированными до блеска стенами. В первой обычно устраивали кладовую, на открытых полках которой хранилось множество кувшинов с медом, мисок с ягодами и лотков со свежекопченой рыбой, чей резкий запах был для носа минотавра не слишком приятным. Вторая комната, скрытая за шторой из сухих черных ягод гибискуса, нанизанных на шелковую нить, служила спальней, или, как ее называли девчонки-медведицы, опочивальней. Одна из обитательниц города, сонно передвигаясь по ягоднику, собирала в ведро ежевику.

– Где Пандия? – спросил я сразу, опуская предварительный обмен любезностями.

Она указала на одно из бревен:

– Спит. Сейчас ведь послеобеденный отдых. Я тоже спала, но мне приснился обед.

Согнувшись вдвое, я вошел в указанный дом, отодвинул штору и увидел спящую Пандию, накрытую одеялом из кроличьих шкурок. На столе рядом с ее кроватью стоял горшок с желтыми и фиолетовыми цветами, называемыми на Крите медвежий хвост.

– Пандия, – позвал я. – ПАНДИЯ. – Она не шелохнулась.

– Медведи, – произнес я громко.

Пандия сбросила одеяло и чуть не опрокинула цветочный горшок.

– Медведи?

– Люди-медведи. Ахейцы. Они выиграли первую битву и вошли в лес. Пойдем ко мне. Там мы будем вместе с Икаром.

– Хорошо.

– Может, твоим друзьям лучше уйти к кентаврам? В их городе они будут в большей безопасности, чем здесь.

– Мы не любим свиней. И потом, – добавила она, – ахейцы, наверное, нас не тронут. Им нечего здесь взять.

Пандия расчесала волосы черепаховым гребнем, наскоро, даже не выровняв концы, повязала кроличий пояс и, с сожалением взглянув в последний раз на ягодник, вместе со мной ушла из своей деревушки.

– Знаешь, что такое война? – спросила она со вздохом. – Это когда уходишь от ягодника ради того, чтобы убивать мечом людей.

– Если мы не уйдем от ягодника, то потеряем Тею и Икара.

– Ты прав, – согласилась она. – Икар стоит всех ягод, вместе взятых. Он сам как ягода. Приятно посидеть с ним за столом или на кухне. Сладкий, но не приторный. Только шипов нет.