Томас Сван - Вечный лес

– Эвностий, – Мирра окликнула его в тот момент, когда он уже отодвигал на дверях занавеску, – ты совсем не поговорил со мной. Скажи, критянин красивый? Эвностий…

После разговора с Корой я уже не стала возвращаться к гостям в дом Эвностия. Как я могла сказать жениху, что невеста оставила его ради человека? Кора должна объяснить все сама. Дома я легла и попыталась заснуть, но сон не шел. Я переворачивалась с боку на бок, вставала, подходила к окну, смотрела на освещенные луной дубы (дуб Коры едва виднелся вдали) и на поляну с цветами, где Эвностий писал стихи. Затем из-за верхушки деревьев показались первые лучи солнца, цветы вновь стали золотистыми и я, наконец, забылась.

Кто-то дотронулся до моего плеча:

– Зоэ.

– Уходи. Я только что заснула.

– Зоэ, пожалуйста.

– Эвностий!

Он упал на колени и уткнулся лицом мне в грудь. Я погладила его по голове:

– Ты был у Коры?

– Да.

– И она сказала тебе?

– Что мне делать, тетя Зоэ?

– Жди, мой дорогой.

Я не знала, что ответить, на ум приходили лишь банальные утешения, но нежность к нему переполняла мое сердце, как кипяток критскую ванну, и, согревая, причиняла боль.

– Чего ждать?

– Другую Кору, более достойную.

– Я больше никогда не смогу полюбить.

– Все могут. Если хотят.

– Ты можешь, тетя Зоэ, но ты совсем другая: можешь не только влюбиться, но и разлюбить.

– Нет, не могу, просто к старой любви прибавляется новая, и я их вместе храню в своей душе. Ты сделаешь то же самое.

– Нет, – сказал он, – Кора одна.

Он не понимал, что, хоть чувство к Коре и доставляло ему такую же нестерпимую боль, как укус пчелы, но, как и укус, оно должно было пройти. Та Кора, которую он любил, жила лишь в его стихах. К несчастью, он полагал, что ее душа так же прекрасна, как и тело. Она и была такой, но ей было еще очень далеко до совершенства.

– Посмотрим, мой дорогой. А пока, если хочешь, оставайся здесь, со своей тетей Зоэ. Тебе совсем не обязательно возвращаться в пустой дом. Мы с Бионом там все уберем, и дом будет тебя дожидаться.

– Нет, я лучше пойду. Это единственное, что у меня осталось.

– Может, ты все же не так беден, как тебе кажется, – сказала я, но он уже вышел из комнаты.

Я услышала, как поскрипывают прогибающиеся под его тяжестью ступеньки, а затем копыта с глухим стуком ударились о землю и медленные, тяжелые шаги стали удаляться в сторону его дома.

Никто никогда не видел меня плачущей. Я умею выбирать время для слез…

Прошло три дня. Эвностий неподвижно сидел в своей мастерской рядом с верстаком. В руках он держал пилу, но не работал. Стул, начатый еще до несостоявшейся свадьбы, так и остался незаконченным. Бион, сидевший рядом, потрогал Эвностия усиками. Материал для стула принес Партридж в качестве свадебного подарка. Это была дубленая воловья кожа, которую оставалось только натянуть на ивовую раму. А Бион принес инструменты. Сейчас Партридж ушел поискать себе что-нибудь на обед, так как Эвностий не разрешал ему щипать траву и зелень в своем саду, Бион же решил не оставлять друга одного.

Эвностий погладил его по голове, но тот был так расстроен, что в ответ даже не пошевелил усиками. Эвностий, впрочем, этого не заметил.

Кто-то позвал его по имени. Его искали в саду, явно не зная, где находится мастерская. Вход в нее был искусно спрятан за кустом ежевики, чтобы обмануть панисков и трий. Пожалуй, лучше самому выйти навстречу гостю, а то незнакомец переломает все кусты шиповника. Эвностий поднялся по земляным ступеням наверх и вышел на солнечный свет. После тусклых фонарей мастерской солнце ослепило его, он зажмурился и только через некоторое время смог рассмотреть своего посетителя.

Перед ним стоял Эак.

– Я думал, ты ранен, – проворчал Эвностий.

– Был ранен и еще не совсем поправился. Я сегодня в первый раз вышел из дерева. Мне нужно поговорить с тобой. Если бы Эак не хромал, Эвностий наверняка боднул бы его. Ему не хотелось разговаривать с ним. Не хотелось видеть эту ласковую улыбку, добрые фиолетовые глаза. Лучше бы Эак был самодовольным и высокомерным или надменным и хвастливым, тогда он обязательно боднул бы его, несмотря на хромоту. Но Эак вдруг начал задыхаться, и ему пришлось опереться на решетку, по которой ползли вверх молодые побеги шиповника.

– Ты сейчас уронишь мою решетку. Коре бы это не понравилось. Она говорит, что у цветов есть душа.

– Прости меня. Кора, конечно, права.

Он попробовал стоять, не держась, но почувствовал сильную боль. Нога явно еще не зажила. Эвностий показал на дом:

– Там есть стулья.

– Твой дом похож на бамбуковую корону. Легкий, воздушный и изящный. Ты сам его построил?

– Да, а бамбук мне принесли кентавры.

Они молча сидели друг против друга. Эак перестал улыбаться. Он казался грустным и каким-то растерянным, хотя его маленькая загорелая фигурка в пурпурной набедренной повязке с серебряной пряжкой в форме зимородка по-прежнему сияла красотой.

Вначале они старались не упоминать имя Коры.

– Хирон сказал, что, наверное, позволит мне остаться в лесу, – начал Эак, – я ведь нарушил договор случайно. Но если я останусь, то должен забыть о Кноссе. Мне нельзя будет сходить туда и вернуться, ведь за мной следом могут прийти люди, и что тогда будет с договором?

– Ты принял его условие?

– Да, – в его ответе послышалась удивительная покорность. Он помолчал немного.

– Я узнал о том, что Кора пообещала выйти за тебя замуж только тогда, когда ты принес виноград, – сказал он, разглядывая фонтан, струящийся над замком из морских раковин. – Я думал, ты просто ее друг, вроде младшего брата. Мне хотелось, чтобы ты стал и моим другом тоже. Ты сразу понравился мне, еще когда я очнулся в лесу и увидел, что ты пытаешься мне помочь.

– Не верю.

– Почему же я тогда пришел сюда?

– Ладно, верю, и все равно ты мне не нравишься.

– Конечно, нет. Но, надеюсь, со временем ты станешь относиться ко мне иначе. Когда поймешь.

Почему все взрослые – люди и звери, и даже милая Зоэ – всегда говорят о понимании так, будто оно приходит с возрастом? В свои пятнадцать лет он уже все понял: он грубый и неуклюжий и Кора предпочла ему принца из прекрасного города. Он понял, но ему было очень больно.

С отчаянием он показал свой дом и сад:

– Я сделал все это для нее. Дом хоть и из бамбука, но построен внутри полого дуба, так чтобы она могла перейти из своего дерева сюда и жить вместе со мной. Знаешь, дриады ведь могут менять деревья. А теперь я здесь совсем один.

Но тут Эвностий заметил стоящего в дверях Биона. Услышав его слова, тельхин так расстроился, что усики его совсем поникли.

– Я имел в виду вовсе не тебя, – воскликнул Эвностий, вскакивая на копыта и подбегая к Биону, чтобы провести его в комнату. – У тебя ведь есть своя мастерская и родственники. Я имел в виду, что некому быть рядом со мной все время.