Андрей Семенов - Иное решение

Желая угодить девушке и хотя бы частично загладить свою вину, Коля порывался было ловить такси или извозчика, чтобы подвезти девушку, но та остановила его:

– Зачем? Не надо. Я работаю совсем рядом и прекрасно доберусь пешком.

– Разрешите, я хотя бы провожу вас?

Анна нравилась Коле все больше и больше. Ее нельзя было назвать красавицей, глянцевые журналы вряд ли поместили бы ее портрет на своей обложке. Но было в ней какое-то непередаваемое очарование. Бывают такие женщины, столкнешься случайно на улице и пройдешь себе мимо, не обратив внимания на «серую мышку». А стоит поговорить с ней минут пять, и возникает чувство, что жарким полднем напился чистой воды из хрустального родника. До того хороша.

Она вся как-то располагала и притягивала к себе. Черты ее лица были правильной формы и вкупе с манерой общения наделяли Анну чудесным и редким свойством. Мужчина, вскользь бросив взгляд на ее лицо, ничего особенного найти в нем не мог. Однако после нескольких минут разговора находил это лицо все же приятным, потом привлекательным, а через час готов был поклясться, что Анна – самая настоящая красавица! Густые светлые волосы, собранные на затылке в узел, и маленькие сережки в ушах лишь подчеркивали и усиливали это очарование.

Проведя с девушкой в одной комнате около часа, Коля увлекся ею. С молодыми людьми это случается. На то и молодость, чтобы увлекаться и любить.

Провожая Анну до места работы, Коля сумел-таки назначить ей свидание в ближайшее воскресенье. Анна немного поразмыслив, согласилась, улыбнувшись при этом самой приятной улыбкой, от которой у Коли закружилась голова. Он был влюблен самой сладкой и крепкой любовью – любовью с первого взгляда.

Они остановились возле подъезда с массивной дверью.

– Вот мы и пришли, – Анна повернулась к Коле. – Здесь я и работаю. Спасибо, что проводили.

Коля взглянул на подъезд и на табличку с названием фирмы, висевшую на стене рядом с дверью.

– Вы здесь работаете?! – воскликнул он.

– Да. А что? – удивилась девушка.

– Нет, ничего, – Коля желал скрыть свое удивление. – Просто очень близко ко мне, на одной улице. А встретились мы только сегодня.

– Стокгольм – большой город, – заметила Анна. – Люди могут жить через дом и даже через двадцать лет не сумеют познакомиться.

– Это верно, – согласился Коля.

– Ну, мне пора, – Анна протянула Коле руку для прощания.

– До свидания, – Коля легонько пожал протянутую руку. – Я вас буду очень ждать в воскресенье. Приходите, пожалуйста.

– Приду, – успокоила его Анна, снова улыбнувшись той улыбкой, от которой у Коли начинались приступы головокружения.

Она повернулась и. легко взбежав по ступенькам» скрылась за дверью. Коля проводил ее задумчивым взглядом и опять перевел взгляд на табличку. На полированной латуни чернела гравировка: «BalticTransit».

Война, которую уже третий год вела великая Германия на всех фронтах, никак не повлияла на уклад жизни австрийского Инсбрука. Юные загорелые лыжницы по-прежнему катались с гор, по утрам на улочках стоял запах кофе и булочек с корицей, по вечерам из кабаре доносились сладкие звуки аккордеонов. Разве что в городе стало больше военных, отдыхавших после госпиталей. Завязывались и распадались романы, девушки провожали своих любимых на поезд, плакали, махали платочками… и через неделю благополучно забывали о них, занятые новым увлечением.

В конце декабря сорок первого года, под Рождество, в Инсбрук прибыл молодой офицер в форме оберст-лейтенанта люфтваффе. Отметив отпускное удостоверение в комендатуре, он поселился в небольшом, но довольно дорогом пансионате, в котором обычно останавливались небедные постояльцы, не желавшие быть на виду. Чаще всего это были промышленники и банкиры со своими секретаршами. Хозяин пансионата, дорожа клиентами, создал условия максимального комфорта и конфиденциальности. Вышколенная прислуга моментально, но ненавязчиво исполняла прихоти постояльцев и их подруг, а внушительные размеры портье и привратника отпугивали докучливую мелюзгу.

Звание и служебное положение оберст-лейтенанта обязывали его нанести визит руководителю местного отделения НСДАП, что он и сделал утром следующего дня. Визит не был продолжительным и имел формальный характер. Партайгеноссе, уважительно поглядывая на высшие награды Рейха, которыми был увешан мундир оберст-лейтенанта, вежливо поинтересовался ходом военных действий на Востоке, боевым духом непобедимой Германской армии, здоровьем самого оберст-лейтенанта и членов его семьи. В конце визита он так же вежливо предложил воспользоваться своей машиной, буде возникнет такая необходимость, и вообще, любую помощь и всестороннее содействие.

Оберст-лейтенанта звали Конрад фон Гетц. Было ему тридцать два года, из которых последние четырнадцать были отданы авиации. Он не избегал общества отдыхающей публики, но и не искал его. Чаще всего он прогуливался по городу один. Отдыхающие дамы с любопытством и надеждой присматривались к фон Гетцу – молодой, а уже в таких чинах!.. Их всех интересовал один жгучий вопрос: с кого начнет, с кем закрутит первый роман молодой мужчина, не стесненный в средствах и, безусловно, соскучившийся на фронте по дамскому обществу? Но фон Гетц не принимал никаких приглашений к флирту, не понимал элементарных намеков, оставаясь холодно-вежливым, но отстраненным от всех плотских удовольствий. В конце концов местные дамы вынесли ему свой– приговор. Раз оберст-лейтенант ведет себя по-монашески, то он либо отморозил себе в русских снегах источник любви, либо имеет противоестественные наклонности к лицам своего пола.

Как бы то ни было, фон Гетцу ни до кого не было дела.

Еще в госпитале он написал письмо Герингу, может быть, излишне эмоциональное, и теперь ожидал ответа на него.

Я состою в рядах Люфтваффе с момента их основания. Принимал участие во всех основных боевых операциях нашего доблестного Воздушного Флота, начиная с Испании. Так случилось, что я был ранен на Восточном фронте, и медицинская комиссия признала меня негодным для дальнейшего прохождения службы в качестве пилота истребителя. После окончания срока санаторного лечения в Альпах мне предписано прибыть в распоряжение начальника Абвера адмирала Канариса. Я с большим уважением отношусь к адмиралу и в другое время и при других обстоятельствах посчитал бы для себя великой честью продолжать службу под его командованием. Но моя Родина ведет смертельную войну на Востоке против большевизма, и на этой войне ежедневно, ежечасно гибнут мои братья-пилоты, мои товарищи по борьбе.

Господин Рейхсмаршал, Вы сами – боевой летчик, и Вам легко будет понять те чувства, которые я испытываю. Оказавшись отстраненным от полетов, будучи лишенным возможности уничтожать противника в воздухе и на земле, я чувствую себя бесполезным наблюдателем тех великих и трагических событий, которые волей светлого гения нашего фюрера происходят сейчас на Восточном фронте.