Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин»

– Да знаю, я знаю…. Битый час тут у вас мучаюсь…Тебя дожидаюсь.

Он сунул не зажженную папиросу в зубы и зажевал мундштук.

– »Папиросы «Ира» – осколки от старого мира» – с усмешкой сказал гость и призывно махнул рукой. – Вон смотри, смотри Федосей Петрович красота-то какая! Куда нас с тобой ум человеческий и Революционный порыв забросил!

Рука «железнодорожника» указывала на облачную пелену внизу. Федосей еще не сообразил, куда нужно смотреть, а в ухо ему зашептали.

– Привет тебе от товарища Демьянова, красвоенлет. Завтра бумага придет. Откомандируют на курсы пропагандистов. Вместо этого явишься с бумагой в Особый отдел. Там скажут что делать…

Федосей машинально отметил, что стоит мнимый «железнодорожник» очень правильно, так, что, если кто и остался на палубе, то не смог бы увидеть его губ, и прочитать по ним, о чем идет разговор.

У камня, похожего на скособоченный крест их ждали два маленьких ослика. На одном невозмутимо сидел дочерна загорелый проводник, на другом – целая гора поклажи: связки веревок, мешки и даже маленькая бочка.

Позади, на дороге, остался грузовичок, доставивший их сюда, и остался Пабло, утирающий кровь из разбитого носа. Оглянувшись, товарищ Целов засопел. Сопляк, мальчишка… Анархист. Нервы никуда. Не революционер, а институтка! Хотя какой он революционер? Анархист! Помнил товарищ Целов анархистов. Не князя Кропоткина, конечно, а матросиков российских насмотрелся. Тоже не дисциплины, ни порядка. Один гонор…

Он скрипнул зубами. Был бы свой – не задумываясь расстрелял бы неврастеника.

Сволочь!

А может быть провокатор?

Чекист посмотрел на испанца. Кровь засохла, но под глазом уже голубел синяк. Синячище…

Нет, все-таки сопляк.

Ну не нравятся священники. Ну и что? Разве это повод орать «инквизитор» и расстреливать старика? Чекист повернулся и зашагал вверх за товарищами.

Чуть задание не сорвал…

Им поручили обследовать две вершины. Муласен и Ането. Группа начала с Муласена. По всем параметрам та больше подходила для дела: гора была выше и находилась ближе к экватору, да и железнодорожная сеть вокруг неё была погуще, но приказ есть приказ и спецгруппа ОГПУ покинув Сьера-Неваду перебралась в Пиренеи, чтоб посмотреть на вторую кандидатку. Та была всего на пятьдесят метров ниже, так что все могло быть…

…Мистер Вандербильт, владелец заводов, газет, пароходов и многого другого, сложил письмо, сунул его в боковой карман, положил подбородок на сцепленные ладони, а те – на позолоченного серебра рукоять трости и стал смотреть в окно. Плавное покачивание рессор не успокаивало, а напротив поднимало в душе мутную злобу от недавнего разговора.

Даже вереница деревьев за стеклом казалась не праздничным обрамлением города, а издевкой. Сквозь чисто вымытые окна автомобиля Вашингтонские улицы смотрелись достойно, однако он помнил, что шумели и тут недавно Первомайские демонстрации.

Конечно, в центр города смутьянов и горлопанов не пустили, но все же они появились в столице и не постеснялись выйти на улицы поорать и побездельничать, вместо того, чтоб как все порядочные американцы работать в поте лица, как вот, например, Чарли.

Мистер Вандербильт посмотрел на водителя и некстати вспомнил, что как раз первого мая шофер был свободен. Неприятный холодок коснулся сердца, а Чарли, словно почувствовав неладное повернулся и вопросительно глянул не босса.

Нет, Чарли конечно, вне подозрений, но сколько вокруг настоящих смутьянов только и ждут момента…

Он гневно дернул щекой, поняв, что слово в слово повторяет то, что только что говорил Госсекретарю. Вспомнился и пустой, ничего не обещающий взгляд.

Ему не верили! Ему никто не верил!

– Что же делать?

В вопросе часто задаваемым миллионером самому себе чувствовалась изрядная доля растерянности. Почему-то получалось, что опасность ползучего большевизма вдел только он. Никто, ни Госсекретарь, ни сенаторы, ни сам Президент не верили в очевидную угрозу. Они думали, что все закончилось, что красный медведь обломав когти на Польше и Германии вроде бы успокоился, перестал тянуть лапы в Европу, где у САСШ имелись свои интересы и стал принюхиваться к Азии. Это устраивало всех – и Конгресс и Президента Северо-Американских Соединенных Штатов.

Миллионер не задавал вопроса «Почему». Вопрос имел значение риторического.

С одной стороны торговля с Советами приносила фантастические прибыли. В огромную страну, только что пережившую пятилетнюю Гражданскую войну, а до этого поучаствовавшей в Мировой, продать можно было все что угодно.

А с другой стороны, что тоже было совсем не дурно, головы об Азии должны были болеть у Великобритании и Франции.

Сиюминутные интересы для политиков оказались важнее завтрашних. Золото – сильнее принципов и здравого смысла.

Правительство верило большевикам, а он – нет. После того, что они сделали со своей страной и пытались сделать с Германией, Венгрией, Польшей – не верил. Эти не перед чем не остановятся, и, дай им волю, когда-нибудь доберутся и до Америки.

Иногда он казался себе Ноем, стремящимся объяснить тупым согражданам неизбежность Потопа или ангелом с трубой, что должен был вострубить, но от этого ничего не менялось.

Люди разделявшие его убеждения были либо слабы либо неизвестны, да и было их не так много.

Его трубу никто не слышал, его слов никто не понимал.

Ною было легче – у него были послушные сыновья.

… Они уже поворачивали к особняку, когда обгоняя их, мимо пронесся темно-синий «Роллс-ройс». Чарли притормозил и «Роллс» подрезая его, словно правила не для него писаны, свернул к подъезду отеля. Водитель что-то проворчал сквозь зубы, вынужденный остановиться.

Из машины вышел молодой мужчина и направился к дверям.

Миллионер не обратил бы внимания на нахала, но навстречу ему, из темноты, ударили вспышки яркого света. Репортеры – человек двадцать – встали стеной перед входом, щелкая затворами фотокамер, и гостю пришлось лавировать среди них, чтоб пройти внутрь. Мистер Вандербильт смотрел на эту кутерьму не вполне понимая, что происходит.

– Кто это, Чарли?

Шофер обернулся. Лицо его было невозмутимо и уважительно, но в голосе миллионер почувствовал удивление.

– Это мистер Линдберг. Мой тезка!

– А-а-а-а! – сразу вспомнил миллионер. – Авиатор!

– Лучший авиатор! – почтительно поправил его шофер. – Его знает весь мир!

Линдберг уже вошел в отель, но некоторые корреспонденты продолжали пережигать лампочки, чтоб запечатлеть хотя бы спину героя.

«Весь мир? – Подумал миллионер. – Может быть, это как раз то, что нужно?»