Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин»

Он с сожалением посмотрел на море.

– Ну да я полагаю, что лучше потерять изобретение, а не жизнь… Вы согласны?

– Натюрлих, профессор.

Вокруг немца натекла лужа, и он начал постукивать зубами.

Июнь, конечно летний месяц, но Балтийское море это все-таки Балтийское море, а никак не Черное. Не говоря ни слова, Дёготь стал стаскивать с профессора мокрую одежду. Тот почти не сопротивлялся, когда Федосей набросил ему на плечи свой пиджак и принялся выжимать мокрые брюки. Ульрих Федорович пытался встать и пойти на розыски чемоданов, но Федосей остановил его.

– Боюсь, наш багаж не уцелел. Придется вам пока обойтись тем, что мы имеем.

– Вы думаете, что все так плохо? – проклацал зубами немец. Прыгая с ноги на ногу, он пытался согреться.

– Почему плохо? Напротив, все отлично!

Штанины перекрутились, из них потекла мутная балтийская вода. Озабоченно глядя на занавесивший половину неба дым, Дёготь заметил.

– Мы живы – и это хорошо. Видимо, профессор, вы недооценили свою голову. Те, кто послал за нами сбитый вами самолет, оценили её гораздо выше.

– Вы так считаете?

– Разумеется. Я просто не вижу другого разумного объяснения.

Он встряхнул выжатыми брюками.

– Кто-то очень не хочет, чтоб вы попали туда, куда хотите. Причем настолько «очень», что не пожалел ни техники, ни людей.

– Я даже не знаю, что вам сказать, – подумав, нерешительно сказал профессор. – Все-таки мне, простите, в это не очень верится.

Профессорский пиджак хрустнул и выпустил из себя еще одну лужу.

– А вы обретайте веру постепенно. Сперва поверьте, что за домом все-таки велось наблюдение.

Профессор удрученно кивнул.

– Видимо в этом вопросе вы были правы…

– Видимо да, – согласился Дёготь. – Если хотите знать, то у меня есть только два объяснения случившемуся…

Это заинтересовало даже Малюкова, у которого нашлось только одно объяснение происходящему.

– Ну?

– Либо за нас взялась какая-нибудь серьезная спецслужба, вроде французской или британской, либо.

Дёготь серьезно посмотрел то на одного, то на другого. Малюков кивнул.

– …либо у меня мания преследования.

Мнение свое Федосей оставил при себе. Резон в словах товарища имелся. Найти их могли бы только хорошие профессионалы. Германским спецслужбам это было бы, конечно, легче, но им не было никакой нужды проводить такие сложные комбинации – с аэропланами и дирижаблями. Те могли арестовать их в любой момент. Значит, все-таки гости… Но почему? Откуда они вообще узнали про профессора? Та же мысль пришла в голову и Дёгтю.

– Профессор, прошу вас, припомните, кто еще знал о вашем желании поехать в СССР?

– Никто. Я не распространялся о своих планах.

Чекисты переглянулись и пожали плечами. Чудес на свете не бывало. Объяснение должно найтись.

– Может быть в частных разговорах…

– Нет.

Федосей взмахнул полувыжатым пиджаком, разбросав вокруг песок и брызги.

– Значит письмо…. Откуда-то ведь они узнали о вашем желании….

В голове у Дёгтя замаячило объяснение. Оно было настолько очевидно, что других просто не требовалось, но уж больно верить в него не хотелось. Оно означало, что все теперь станет с ног на голову…

Все прояснить мог, конечно, только сам герр Вохербрум. Уже догадываясь, что услышит Дёготь, все-таки спросил:

– Скажите, профессор, а как вы обратились в Советское посольство?

– Я не обращался в Советское посольство.

Немец поднялся, отряхивая колени от песка, и требовательно протянул руку за брюками.

– Во все времена чиновники везде одинаковы. Я написал прямо господину Сталину в Кремль.

Федосей переводил взгляд с одного на другого. Он уже все понял.

– И отправил его почтой…

Федосею, хоть он и ждал чего-то такого, показалось, что ослышался.

– Простой почтой?

– Разумеется. Германская почта весьма аккуратна…

Чекисты переглянулись. Крестьянская простота бывает, полна хитрости, а вот простота ученого человека бесхитростна, но как выяснилось, не менее сокрушительна.

– И что же, если не секрет, вы написали товарищу Сталину?

Деготь спросил вообщем-то просто так, но с большой дозой иронии.

Правда ирония относилась исключительно к выбранному профессором способу донести до Вождя мирового пролетариата свои мысли. Если уж сам товарищ Сталин заинтересовался письмом из Германии, то видимо было там что-то полезное для Страны Советов или Мировой Революции.

Посланное обычной почтой, послание прошло всю Германию, всю белопанскую Польшу, до сих пор скрипящую зубами в сторону своего великого восточного соседа, прошло через руки десятков людей, каждый из которых мог лишь любопытства ради вскрыть конверт, на котором большими буквами написано «СССР, Кремль, Сталину» и посмотреть чего хочет от вождя мирового пролетариата рядовой немецкий обыватель.

С тем же уважением к конспирации и конфиденциальности можно было бы напечатать его в любой газете.

Для профессора это ничего не значило, а вот для чекистов значило много. Они посмотрели друг на друга, и Федосей досадливо сплюнул.

– Да, уж…Хорошо, что просто открытку не послал.

– А ты думаешь, что-нибудь изменилось бы?

Деготь развел руками, мол, ничего не поделаешь. Впрочем, почему ничего? Кое-что они как раз могли сделать. Только это были мысли следующей минуты.

– Так что же товарищ Сталин узнал от вас?

– Я предлагал Советской России свои услуги в построении такого вот аппарата.

Он кивнул на море, в котором теперь и покоилось его изобретение.

– Только, конечно, побольше размером… Для выхода за атмосферу Земли.

… Два человека сидели спиной друг к другу и пили пиво.

Их движения ничем не отличались от движений трех десятков мужчин поднимающих и опускающих кружки. Для постороннего взгляда их ничего не связывало, однако это ощущение было иллюзией. Сидевшие спина к спине мужчины негромко разговаривали.

– Где они сейчас?

– Где-то на побережье. Точнее сказать сложно. Пилот опоздал и смог атаковать дирижабль только в районе побережья.

– Он погиб?

– Да. Но дирижабль он все-таки сжег.

– Слабое утешение, если немец все еще жив… Как он вообще сумел ускользнуть из-под контроля? Где были ваши люди?

– Они были на местах, но ничего не видели. Он никуда не выходил.

– Так почему же…

– Он не открыл почтальону, чего с ним никогда не бывало. Он не открыл шуцману, когда мы через наших людей в полиции направили того к нему. А днем мы смогли проникнуть внутрь.

– Вы слишком долго раскачивались. Надо было.

– Вы сами просили, – прошипел раздраженно второй, – чтоб мы соблюдали осторожность!

Первый не ответил.

– Чёрт! Если б вы сообщили мне на полчаса раньше!