Олег Северюхин - Утро 2020 года

Я открыл дверь. Прямо передо мной стояла Лена и двое мужчин в серых костюмах спортивного покроя, под которыми переливались накачанные стероидами мышцы.

– Здравствуйте, Николай Иванович. А вот и мы. Я нисколько не сомневалась, что вы талантливый человек. Но всех талантливых людей губит излишняя доверчивость. Одевайтесь.

Знакомый БМВ отвез нас в Сандуны. Да, в Сандуновские бани. Без Лены, конечно. Похоже, что на обстановку в Сандунах не влияют никакие политические потрясения. Любые люди к концу недели, а то и раньше становятся грязными и им требуется помывка. Люди попроще моются ежедневно в домашних или производственных душевых установках. Люди основательные ходят в баню не только для того, чтобы помыться, но и для того, чтобы пообщаться с нужными людьми и омолодить организм. Каждый из номенклатурных работников хочет пожить подольше, чтобы не лишиться дарованных ему благ.

Ловкий парикмахер взмахнул простыней и изготовил белый кокон, их которого торчала лохматая и бородатая голова. Ну, что же, - сказал он, - каждому скульптору легче работать с глыбой гранита, чем переделывать Венеру Милосскую под фигуру очередного высокого начальника.

Работники «сандунов» всегда отличались вольностью взглядов и при царе-батюшке, и при Сталине-кровавом, и при нынешнем лидере нации.

Примерно через полчаса моя голова приобрела довольно приличный вид. Строгая прическа с ровным пробором слева. Чисто выбритое лицо, освеженное горячим компрессом.

Помывочная процедура много времени не заняла. Моей одежды уже не было, а был новый темно-синий костюм в почти незаметную тоненькую синюю полосочку, белая рубашка, бело-красный галстук, черные полуботинки темно-бордовые носки. Не откажешь в умении подбора одежды нынешним сотрудникам безопасности.

Тот же БМВ пронесся по улицам прямо к Боровицким воротам Кремля. Надо же, сподобился, - подумал я. - Интересно, на чем меня отсюда вывезут, на легковой автомашине или в «черном воронке»?

Сопровождающие доставили меня в огромную приемную. Посадили на стул. Сели рядом. Сидим. Подходит секретарь. Жестом приглашает меня. Иду. Сопровождающие сидят. Вот и волшебство начинается, - снова подумал я. - В зависимости от результатов разговора они либо останутся сопровождающими, либо превратятся в конвоиров.

– Здравствуйте, уважаемый вы наш, - ко мне от огромного стола с улыбкой шел лидер нации.

– А он сильно изменился, - подумал я и сказал просто - здравствуйте.

Кроме нас в кабинете присутствовало два человека с профессиональными телекамерами. Судя по движениям, точно не теле журналисты. Каждое наше движение фиксировали с различных ракурсов. Рукопожатие. Улыбки. Прикосновение лидера к моему плечу. Огромные кожаные кресла. Инкрустированный журнальный столик. Кофе и печенье на подносике.

Установив камеры на штативах, телеоператоры удалились.

– Так будет уютнее, - сказал лидер нации и устроился удобнее в кресле. - Встреча наша историческая и поэтому каждое наше слово и каждый жест будут иметь планетарное значение.

– Так уж и планетарное, - усомнился я.

– Да, планетарное. Меня хорошо знает весь мир. И вас, вследствие некоторых обстоятельств, тоже знает весь мир. Встреча двух мировых знаменитостей будет интересной для всего мира. Особенно с такой фигурой как вы. Мы уже объявили о том, что вы проснулись и едете на встречу с лидером российской нации, а вы вдруг исчезли. Непонятно как и неизвестно куда. Из-за вас пострадало немало людей. Но как вы себя пропиарили в мировых средствах массовой информации! Это же придумать надо. Сильнейшая спецслужба мира потеряла известного писателя. Нонсенс. Но никто не учитывал политической бдительности наших российских граждан. Причем, чем ниже положение человека в социальной иерархии, тем выше уровень политической бдительности. Я понятно говорю? Талант не закопаешь и на нелегальное положение не переведешь. Талант всегда найдет себе дорогу наверх. Зато как верно вы подметили: «И дзержинцев веселая стая несогласных потащит в овраг». Изумительно. Поверьте мне, это не удастся сохранить тайно в архивах. Это мгновенно вылетит из кабинетов Лубянки и пролетит ласточкой по всей России. Да что по России. По всему миру.

Я молчал. А что говорить мне? Я слушал монолог. Для этого и был приглашен. Для этого и камеры стоят. Мне почему-то представилась встреча Сталина с Максимом Горьким, воспетая во многих анекдотах, чтобы автор романа «Мать» написал и роман «Отэц». Но я-то роман «Мать» не писал. Для чего же я понадобился? Ручку пожать да посидеть и поулыбаться. Или мне предложат поехать на строительство второй нитки Беломорско-Балтийского канала и описать воспитательную роль общественного строительства? Может быть. Но какое-то предложение мне сделают. Но какое?

– Я понимаю, что вам сейчас сказать нечего, - продолжил лидер нации, - и вы ждете, что я вам сделаю какое-то предложение. И вы правы. Я предлагаю вам просто жить в Москве как обыкновенному человеку. Не таясь. Ездить, куда вам вздумается и писать о том, о чем захочется. Роман «Отэц» писать не надо, - улыбнулся он, - я не читаю мыслю, я просто знаю популярный в свое время анекдот.

– Для чего вам это надо, - спросил я, - с этой задачей мог бы справить любой мало-мальски способный писатель.

– Всем писателям, выросшим за последние десять лет, никто не поверит.

– Но ведь до них, то есть при мне, были тысячи талантливых мастеров пера, которые могли написать обо всем, что угодно.

– Скажу вам прямо, что часть писателей уехала. Другая часть, которая заняла непримиримую позицию, сейчас находится на трудовом перевоспитании. А оставшие ничего кроме как «слава лидеру» написать не может. У вас не «замыленный» взгляд и вы смогли бы улучшить имидж нашей страны в мире.

– А не проще ли дать свободу информационным потокам. Открыть двери в страну. И люди сами разберутся, что здесь хорошо, а что здесь плохо.

– Вы помните, как Горбачев сделал то же самое, что вы предлагаете, и что из этого получилось?

– Помню. И мы этот период преодолели. Снова стали одной из сильнейших стран мира. И вы тогда были в руководителях страны. Что же произошло, что страна вернулась в середину двадцатого века?

– Как правило, за такие, как у вас, вопросы, суды дают от десяти до пятнадцати лет.

– Так и мне вы предлагаете писать только дифирамбы, а при отрицательных оценках меня тоже ждет от десяти до пятнадцати лет?

– А вы чем-то лучше других?

– Конечно не лучше. Я пишу о том, что вижу.

– Получается, что вы отклоняете мое предложение?

– Вы мне предложили жить и работать на острие бритвы. Это все равно, что по-китайски отсрочить приведение в исполнение смертного приговора на неопределенный срок. Результат один - смертный приговор в любом случае. Так лучше сразу - честным человеком, а не облитым грязью лизоблюдом.